25 января 2020 г.
21 января, на 76-м году жизни, после тяжёлой болезни скончался известный брянский журналист, поэт, писатель-публицист Алексей Яковлевич Новицкий. Бог забирает лучших. Расхожая фраза, но сейчас она как раз к месту. Литературное сообщество Брянщины потеряло одного из самых знаковых и авторитетных своих представителей.
Родился он в 1944 году, в городе Вичуга Ивановской области. С детства жил в Суземке, куда приехал с матерью, бывшей партизанской связистки, отмеченной многими боевыми наградами. Отряд в котором она состояла, действовал в Брянских лесах. Пример её жизни всегда оставался путеводной звездой для Алексея. После семилетки учился в Бежице, в техническом училище. Начинал свою трудовую биографию журналиста в Суземской районной газете «Рассвет», затем в «Брянском комсомольце», где дослужился до главного редактора. Не обошла его стезю и первая на то время газета области – «Брянский рабочий». В начале 1990-х вошёл в состав редакции только что учреждённой газеты «Брянские известия» в качестве заместителя главного редактора. Газета была популярной, выделялась своим «лица не общим выраженьем». В этом была и его заслуга. Затем областной «Брянский перекрёсток», и тоже зам главного. После её закрытия ушёл на заслуженный отдых, получив к тому времени и звание «Заслуженного работника культуры Российской Федерации».
Алексей Новицкий останется в нашей памяти как яркий, талантливый поэт. Может быть, это и было его главным призванием. Многообразна была тематическая составляющая его стихов. Высокий, и в то же время ненавязчивый и искренний патриотизм, углублённый строй мысли философских строк, тонкий лиризм, мелодичность песенных куплетов и, наконец, целая серия пародий, юмористических стихов, посвящений и поздравлений оставил он после себя. Новозыбковцам он стал известен после выхода в свет его поэмы о нашем земляке Павле Дыбенко «Человек — шторм». Впрочем, нашему городу, постигшим его чернобыльским событиям, его истории, в том числе военных лет, он тоже посвятил немало строк. Были популярны его сборники стихов: «Под сердцем у весны», «И вдруг аукнется душа», «Листьев помыслы чисты».
В 1994 году вышла из печати его книга «Помяни их, Россия!» о земляках, погибших в Афганистане. Затем, почти сразу, – продолжение серии: «Ваши судьбы война протаранила» и «Я обещал вернуться, мама» – книги, посвящённые павшим в первой и второй чеченских войнах. Стоит добавить, что в качестве журналиста он побывал в нескольких «горячих точках», а это, что ни говори, значит многое. Ещё были посвящения брянцам-флотоводцам и пожарным: «Присягнувшие морю” и «Сквозь годы и пожары». Значительной редакторской работой, в определённой мере моральным завещанием нам, стал сборник стихов воспитанников Брянской детской колонии «Дорога к дому».
Одновременно с их выпусками работает над биографическими посвящениями людям Брянщины, с которыми ему довелось вместе трудиться, общаться, встречаться. А дружил он со многими. И для каждого у него нашёлся отдельный подход: стихотворение и нетривиальные биографические строки. Получила эта книжка название «Коммуналка» (1996), став, пожалуй, одним из самых его популярных изданий. И настолько позже востребованной, что автор решился на её продолжение. В результате появились на свет ещё два выпуска под названиями «Коммуналка-2» и «Коммуналка-3». Последняя была напечатана в 2009 году, а её героями стали 150 человек.
Алексей Яковлевич был близок к артистической среде, участвовал в театральных капустниках, конкурсах юмористов имени Козьмы Пруткова, которые неизменно проходили на сцене Брянского театра драмы. Итогом этой деятельности стал выход авторского сборника «Пересмешник». Вместе с композитором Александром Потапчуком выпустили в свет немало песен. Их совместное творчество стало широко известно у нас. Были у него полноценные проекты и с другим композитором – Сергеем Шачневым.
Ещё одним из изданий, в котором ему пришлось участвовать в качестве редактора-составителя, стал сборник биографий брянских поэтов и писателей, оставивших свой след на скрижалях литературной истории области: «А строки продолжают жить», над которой он работал в соавторстве с Владимиром Сорочкиным. Их литературное содружество воплотилось и в его продолжении под названием: «Строки судеб» – биографии действующих и ныне живущих на Брянской земле писателях и поэтах. Эта книга, к сожалению, стала последней, к которой он приложил свой талант и вдохновение.
Алексей Новицкий был активным спортивным болельщиком, много его газетных публикаций под псевдонимом А. Яковлев посвящено спортивным событиям, особенно интересовал его футбол. Хорошо, кстати, играл в шахматы.
Был, были, было… Очень жаль, что приходится теперь говорить об этом в прошедшем времени. Я знал Алексея с конца восьмидесятых, когда довелось, в определённой мере случайно, познакомиться с ним. Он работал тогда над книгой о Павле Дыбенко и часто приезжал в Новозыбков. Как-то неожиданно предложил стать художником его будущей книги о воинах-афганцах. Для меня это был первый издательский опыт, но, тем не менее, «блин» не оказался “комом”. И встречая ныне этот томик на полках библиотек или в руках тех, кто прошёл «афган», неизменно радуюсь, что эту книгу хорошо знают, читают, помнят её автора и она не затерялась среди других ей подобных.
Пришлось мне стать и «обитателем» всех его «Коммуналок», а их выпуски с авторскими автографами, впрочем, как и другие его книги, ныне прописаны и у меня. Ответным жестом с моей стороны, без всяких коньюнктурных скидок, стало включение его подборки стихов в первый выпуск литературного альманаха «Белый колодец». В проведение поэтического праздника на родине Ильи Швеца Алексей Новицкий несколько раз «впрягался» как активный участник.
Мои выставки в Брянске проходили при его непосредственном патронаже, да и в их организацию он вносил определённую лепту. Последняя из них состоялась совсем недавно, в 2016 году. Именно на них довелось познакомиться со многими его друзьями: брянскими журналистами, писателями, художниками, артистами. Да и информационное обеспечение этих вернисажей во многом его заслуга. Никогда не оставлял он без внимания и мои персональные экспозиции в родном городе. И если не мог приехать непосредственно, обязательно присылал поздравления, старался написать об этом в своей газете.
Последний раз мы встречались с ним в прошлом году в Трубчевске и Овстуге на поэтических праздниках. Привёз, как обычно, ему подарки – вышедшие в городе литературные новинки, в том числе и с включением его творчества: поэтических строк и биографических воспоминаний. Знакомил со своими коллегами, литераторами из нашего объединения, которые до этого знали его лишь понаслышке. Было приятно, что уж тут говорить, демонстрировать свои близкие отношения с ним. И как теперь тяжело сознавать, что уже никогда не встретимся с ним на общих тропинках.
Всем, кто его знал, несомненно, будет не хватать этого обаятельного, тихого и скромного на первый взгляд, но с твёрдым внутренним стержнем человека. Прошедший через коренные переломы истории страны, он, несомненно, оставил нам пример того, каким нужно оставаться в глазах людей: лично убеждённым в своей правоте, и в то же время нисколько не ущемляющим противоположных мнений. Чуждый всевозможным политическим крайностям, где-то романтик, а где-то неутомимый борец за право личного выбора, он всегда был самим собой, что бы ни говорили о нём окружающие.
Талантливый во многих проявлениях творчества, он оставил нам в наследство чрезвычайно много. Даже сейчас это трудно осознать. И всё это еще ждёт своих кропотливых исследователей, которые непременно ещё пройдут по его стопам, страницам выпущенных книг, многочисленным газетным публикациям.
Похоронили Алексея Новицкого на центральном кладбище Брянска, в Советском районе. Без всякого пафоса могу утверждать, что тропинка к его последнему успокоению, всегда будет видна всем, кто знал его, помнит и ценит.
Константин ПОПОВ. Фото из открытых источников и архива автора.
Давайте обратимся и к его стихам. Ведь те, кто посвятил свою жизнь творчеству, не умирают, они остаются в строках, картинах, песнях, пока живы те, кто может к ним прикоснуться, прочитать, всмотреться… Это главный ему памятник.
ВЫСОТЫ РОССИИ
Высоты России…
Утёсы, курганы, холмы.
Упрямою силой
От вас наливаемся мы.
Высоты России –
Гагаринский росчерк витка;
И кроха-росинка
На мудрой ладони листка;
И звончатый колос,
Что чубом цепляет закат;
И холмик у школы,
Где юные деды лежат…
Высоты России,
Всей кровью и плотью своей,
Вы честно взрастили
Бедовых своих сыновей.
И так уж издревле –
Когда он подступит, черёд, –
Уходим не в землю,
А в сердце российских высот.
Высоты России…
Утёсы, курганы, холмы.
Упрямою силой
От нас наливаетесь вы…
* * *
Нет, моего к тебе пристрастья
Я скрыть не в силах, мать-Земля…
Ф. Тютчев
Отыщется ль в мире пристрастье
Добрей, человечней, честней,
Чем это суровое счастье
Быть отчизне верным своей?
Вот этим речонкам и долам,
Дороге, нырнувшей в жнивьё,
Всем долям её
И недолям,
Погостам и свадьбам её.
Россия… Могутное имя!
Ты ведала сердцем своим,
Как жил он страстями твоими
Под ласковым небом чужим?
И, Родины тающий отзвук,
Являлось ему среди снов
Сельцо неприметное – Овстуг
В ямщицком тулупе снегов.
Где все – до последней ветёлки –
Приветно его узнают.
Где даже окрестные волки
Не воют, а песни поют.
Где светится звонко, по-русски
Серебряный ковшик Стожар.
Где сердце прощается с грустью
И в нём пробуждается жар.
И трудная тихая ясность
В душе находила причал…
Поэт завещал нам пристрастье,
Поэт завещал нам пристрастье.
Как много он нам завещал!
КИРИЛЛИЦА
Мы братушки, Иван, по хлебу,
По «Дубинушке» други с тобой.
И по настежь раскрытому небу,
По смешливой росинке вон той.
А ещё – по земле-кормилице,
У которой в долгу всегда,
И по матушке по Кириллице,
Что для нас – живая вода.
«Люди», «Мыслете», «Слово», «Веди»,
«Зело», «Твёрдо», «Земля», «Покой»…
Будто вырезанные из меди,
Вижу буквиц неровный строй.
Нам далёко, брат, до привала.
Видишь, вечность у ног лежит.
Ветер Шипкинского перевала
Наши волосы шевелит.
Плевен. Стара Загора. Добруджа.
Лики предков мы узнаём.
Не клялись они в вечной дружбе.
Просто шли на штык за неё.
И какая бы там полова
Не змеилась, но всё равно –
«Люди», «Мыслете», «Слово», «Веди»,
«Зело», «Твёрдо», «Земля», «Покой»…
НО РОССИЕЙ ОПЛАКАНЫ ВСЕ ВЫ
Пращур. Предок. Какие слова!
Пахнут густо тревожным и смелым.
Чуть прижмурюсь – кугычет сова
И визжат половецкие стрелы.
И запальной деснянской тропой,
Поклонившись отцовским могилам,
Оратаи шагают на бой –
Лишь угрюмо щетинятся вилы.
Новой пылью просёлки дымят.
Пулемётом прошитое знамя.
И отчаянно звёзды горят
Над лесами и над чубами.
Горько горлинка машет крылом.
И земля онемела без семя.
Кто помянут звездой, кто крестом,
Но Россией оплаканы все вы.
И на вечные веки права
Доля ваша. Земная. Не свыше.
Пращур. Предок. Какие слова!
О себе бы такое услышать.
ЗАВЕЩАНИЕ
Лежал он,
Праведный и смирный,
Весь будто скрученный
Из жил.
И всё шептал:
«Живите с миром…»
Одно шептал:
«Живите с миром…»
Хоть сам почти уже не жил.
…Живите с миром –
Разве значит
Со всеми полюбовно жить?
Я знаю, думал дед иначе,
Но дней подкралась недостача,
И не успел он
Объяснить,
Что с миром –
Значит жить с народом.
Делить и горе с ним,
И хлеб.
…Пускай летят навстречу годы,
Вовек не извести породы
Живущих с миром
На Земле!
«НА ДУШЕ ЧЕРНОБЫЛЬНО И СИРО…»
«Наши», «Ваши».
Ложь телегенична.
«Ваши». «Наши».
Как твоё-моё.
Всё полярно.
Всё категорично.
Классовое чёткое чутьё.
Как в подшитом пулею приказе,
Где помечен
каждый вздох и шаг, –
«Наши» –
Фрунзе, Щорс, Дыбенко, Азин?
«Ваши» –
Оболенский и Колчак?
Вижу: темень размывает лица
И уходят в дальний из миров
«Ваши» –
Маяковский, Блок, Багрицкий?
«Наши» –
Мандельштам и Гумилёв?
Тех – возносим, этих – на парашу!
Тот сгорает зыбкою свечой.
Сахаров и Солженицын – ваши?
Чьи ж тогда
Проскурин, Грибачёв?
«Наши» – «ваших».
Всё предельно просто.
«Ваши» – «наших».
Милости не жди,
… Вымывают кости из погостов
Буйные
июльские
дожди.
«Наши», «ваши»,
Вот они белеют,
Позабыв о классовых боях.
Знают ли, какие флаги реют?
Кто тут одолел –
Христос? Аллах?
На душе чернобыльно и сиро.
Я гляжу на косточки твои,
Родина,
страдалица Россия,
И молю: спаси и сохрани
«Наших», «ваших»,
Просто человеков.
Просто – без анафем и прикрас.
А не то…
Делить ведь будет некого
На каких-то «нашихваших» нас.
ПОЧТАРЬ.
И.П. Кургузову
Не лётчиком и ни сапёром –
Он был полковым почтарём.
Профессия та, о которой
Мы песен теперь не поём.
Сидят земляки на собраньях –
Хлебнувшие лиха сполна.
И, словно ему в назиданье,
Сурово блестят ордена.
Владельцы их – крепкой породы,
Полмира прошли, почитай.
Чего же ты медлишь у входа,
Товарищ военный почтарь?
Иль в памяти стёрлось былое? –
Кем виделся ты для людей
С той, ласковой пулей шальною,
Брезентовой сумкой своей?
Ты вспомни. Кончались патроны
В бою у Неруссы-реки.
Увидев тебя, почтальона, –
Убитые
встали
в штыки!
Стрельба укатилась за выгон.
Металась над лесом заря.
Ты помнишь тот крик
(Или выдох?):
– Давайте сюда почтаря!
А дальше, а дальше, а дальше –
Костёр задыхался, космат.
Кто выжил – тот клялся за павших
Во первых же строчках письма.
Писали Глафирам и Ритам.
А кто-то писал в никуда.
И словно на шапке пробитой
Пылала над ними звезда.
Да разве ты что-нибудь видел?
На сломе и встреч, и разлук
Дремал ты – и ангел-хранитель,
И гвардии политрук.
Попробуй забудь эти ночи –
Стонали и охали сны.
И полнилась, полнилась ноша,
Великая горькая ноша
Великой, как горе, войны.
…Речей понапрасну не тратя,
Смахни ты с лица эту хмарь.
Есть место почётное, батя!
Наш старый
Колхозный
Почтарь.
УТРЕННЕЕ ИНТЕРВЬЮ
Заглянуло солнышко в окошко.
– Эй, ты, соня! Как дела, Платошка?
Что приснилось? Думаешь о чём?
Отвечает он: – Да всё путём.
Ем, гуляю, мультики люблю,
Иногда бывает, что воплю,
Когда Бэкхем забивает гол
Или тётя делает укол.
На зарядку с бабкой становлюсь.
Но не заряжаюсь, а смеюсь.
И балдею, сидя на окне,
Как реснички ты щекочешь мне.
ГОСТЬЯ
Такое, братцы, не приснится,
Наверно, даже в страшном сне,
Что не Снегурочка – Тигрица
На Новый год явилась мне.
Морозными стуча когтями,
Слепя усмешкою зубов,
Она пренебрегла гостями,
Заговорила про… любовь.
Мол, помню чудное мгновенье,
Передо мной явился ты…
И дальше всё стихотворенье
Зашпарила! ну хоть в кусты
Шныряй от этой оды страстной,
Вдруг зазвучавшей в тишине,
От этой сверхогнеопасной
(Местами, может, и прекрасной)
Тигрицы, что явилась мне.
А у неё в устах другое
Творенье классика уже.
Мол, Вас я встретила. Былое
Вдруг ожило в моей душе…
И так то Пушкина, то Фета,
То Тютчева читала вслух.
На вилках стынули котлеты,
И пиво испускало дух,
И гости пялились угрюмо
На холодец и прочий смак.
И убегал нектар из рюмок –
Какойтозвёдочный коньяк.
И покосившись на соседа
И на другой родной народ,
Шепнул ей: «Да вали отседа,
Не порть, зануда,
Новый год!»
* * *
Не верю я, когда единогласно,
Когда заткнут литавры
скрипке рот.
Когда вместо картин кругом –
паласы.
И на прохожих говорят – народ.
Я верую, до боли стиснув зубы,
Не в холодок от райского куста.
Не в прописью проставленные
суммы,
А в откровенье белого листа.
В слова покруче и в тропу
покруче,
И в эту русскость тихую рябин.
И в стаю журавлей под самой
тучей,
В мою тоску вбивающую клин.
* * *
Спасенье наше – ни в делах, ни в славе,
Спасенье наше – в первоудивленьи,
В том крошечном, единственном мгновеньи,
Которое всем миром может править.
Оно необходимо нам, как свет.
Как небо – птицам, а колёсам – привод.
Мы без него на нет сойдём, на нет.
Что? Вас удивляет этот вывод?
ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Радуги тающий ковшик.
Колосьев опарный гул.
И –
Небо над полем коршун
Безжалостно зачеркнул!
Но, будто пращою, в небо
Его отшвырнул рукой
Дух –
Добрый,
Могучий,
Хлебный.
Святой.
* * *
Губы осени горчат.
Листьев помыслы чисты.
Промельк паутинки над землёю.
Листья жгут?
А, может быть, мосты
Осень поджигает за собою?
Мне бы так.
* * *
Подними телефонную трубку.
И постой. И в неё подыши.
И услышь непонятный и хрупкий
Отклик чьей-то далёкой души.
В этом зуммере долгом и тусклом
Различи чью-то боль, чью-то жаль.
И пускай тебе станется грустно –
Ты приемли такую печаль.
Может быть, в этот вечер туманный,
Всё живое тревожно любя,
Кто-то слушает молча мембрану,
Утешая молчаньем тебя.
* * *
И вдруг – аукнется душа
Чужой душе. Непостижимо!
Аукнется светло, без грима,
Так по-весеннему дыша,
Так знобко, так неосторожно,
Все виражи срезая круто.
Ах, боже мой, да разве можно
Такую допускать минуту,
Чтобы аукнулась душа
Чужой душе непостижимо,
Аукнулась светло, без грима,
Так по-весеннему дыша?
«Несовременно и рисково!» –
Себя же строго оборву.
И отчего-то, бестолковый,
Своей душе шепчу: «Ау…»?
* * *
Учитесь у природы сострадать.
Но только не слезами, не речами.
Суметь бы так доверчиво молчать,
Когда кому-то надобно молчанье.
Но ведь найдёт она слова, найдёт –
Ручьиным писком, стрёкотом сорочьим,
Приветным вздохом утренних ворот, –
Когда поговорить ты с ней захочешь.
Алексей НОВИЦКИЙ