ПРОЩАНИЕ С БАБАКАМИ

Прощание с Бабаками

Деревня в Брянской области несет тяжкий крест Чернобыля

Как свечами светили мне всегда вдали тремя своими тополями на взгорке милые моему сердцу Бабаки. Сколько раз застигнутый на пути к Святску дождем или пургой пережидал я здесь под чьей-либо крышей ненастье, – мне до сих пор еще греет душу давнее тепло бабаковских хат. Больше всего я любил заглядывать в Бабаки летом, когда разморенный жарой и дорогой тянулся туда испить воды да малость перевести дух. В окрестных лесах и на лугах в такую пору бушевало сказочное разноцветье, а сам воздух в Бабаках, помнится, был настоян на медах. Меды в этих местах водились на редкость духовитые – точно ты присутствуешь на церковном празднике, где священник раскачивает кадилом, источающим на весь храм сладостное благовоние. Какое-то удивительное согласие между людьми и природой царило в этом уголке земли, и ничто на свете, так мне казалось, не в силах было разрушить здешнюю деревенскую идиллию.

Бабаки возникли, как раньше было принято говорить, «на отрубах». Во времена столыпинских реформ, если быть точным – в 1910 году, часть семей из соседнего села Старый Вышков перебралась сюда на полученные в собственность земли. Люди поставили добротные дома – благо кругом были леса, подняли целину. Едва обжились, как грянула революция, за нею пришла коллективизация. Кого раскулачили и сослали в Сибирь. Кого согнали в колхоз…
Крутую судьбу уготовило время Бабакам. Не успел народ очухаться от коллективизации, как накатила война и оставила на месте поселка сплошное пепелище. Трудно и долго поднимались Бабаки из пепла – возрождение начиналось с землянок, потом уже, когда мужики с фронта вернулись, стали рубить дома. Пережили люди и войну, и послевоенное лихолетье и снова зажили хорошо, того не ведая, что к их порогу уже подступала новая беда. Как пошла гулять по России кампания ликвидации «неперспективных деревень», так жизнь в Бабаках быстро покатилась под откос. Закрыли начальную школу, убрали магазин… Разъехался по белу свету народ, и остались всего четыре семьи. Четверо ветеранов войны: Иван Афанасьевич Мазьков, его брат Василий Афанасьевич, Алексей Ильич Ковалев, Иван Ефимович Моисеенко долго еще потом держали круговую оборону, не давая Бабакам совсем сойти с лица земли. Своим противостоянием житейским напастям они как бы подавали пример жизнестойкости тем, кто вынужден был съехать, сумели даже убедить многих из тех, кто оставил родное гнездо, в том, что век Бабаков еще не кончился, и зародить в их душах мысль о возвращении.
Вскоре, как гром средь ясного неба, грянул Чернобыль и разом поставил крест на всех надеждах.
Как сейчас вижу: сидит на скамеечке перед своим домом Василий Афанасьевич Мазьков, обводит печальным взором, словно видит в последний раз, окрестные леса, луга.
– Жизнь прожил, – говорит, – а жизни не видел. То революция, то коллективизация, то война, то мы – неперспективные… Только вроде бы перевели дух после всех напастей, как на тебе – Чернобыль!
Горькие думы на излете жизни.
– Раньше ко мне хоть дети да внуки летом ездили – и жить мне было тут веселее, – рассказывал Мазьков Иван Афанасьевич. – Бывало, жена моя, Мария Ивановна, доит корову, а внуки уже с кружками стоят – парного молока дожидаются. За лето молоком да медом я их так отпаивал и откармливал, что они потом у себя, в городах, целый год не знали, что значит болеть. А теперь, когда у нас радиация сделалась, никто ко мне больше не едет. И жить здесь стало худо – надо куда-либо переезжать…
Сетования последних обитателей разоренного крестьянского гнезда я записал несколько лет назад перед самым их отъездом из засыпанного радиационной пылью поселка на новые места.
Кто бы мог подумать, что редкостная деревенская идиллия, какой мне еще недавно представлялась жизнь в Бабаках и где все, казалось, дышало вечностью, враз оборвется, чтобы никогда больше уже не повториться.
Не о том ли самом думали братья Мазьковы, Василий да Иван, когда приехали из Новозыбкова, где они теперь живут, в родные места?! Приехали как будто специально для того, чтобы ужаснуться картиной запустения там, где еще совсем недавно текла их жизнь, и содрогнуться от мысли, что родной поселок уже ушел в небытие. Разложили прямо на траве напротив порушенного родного дома кое-какую снедь, откупорили бутылку «Русской», молча, не чокаясь, выпили чарку, другую… Так вот и справили поминки по Бабакам.
Те самые три тополя на взгорке, которыми меня всегда притягивали к себе издалека приветные Бабаки, теперь кажутся поминальными свечами над их пепелищем.

Анатолий ВОРОБЬЕВ