ОЖИДАНИЕ

Рассказ.

Сергунька сидел напротив дома на бревнах. Зажав голыми коленками длинную ивовую ветку, старательно обстругивал ее ножичком. Со стороны казалось, что мальчишка занят важным делом и ничего больше его не интересует. Но это только со стороны. В душе Сергуньки ожидание, беспокойство и надежда сменялись ежесекундно. Заходящее солнце немилосердно жгло и без того черные ноги, слепило глаза. Можно было уйти в тень, но оттуда не видно конца улицы со старым дубом, пшеничного поля, а главное – машины, которую он с таким нетерпением ждал оттуда.

Сергунька вздохнул, отложил оструганную ветку, сбросил с колен скользкую на срезе кору и пригладил торчащий на макушке белобрысый вихор. За этот вечный вихор дядя Леня ласково звал его Ёжиком.

Как ни напряженно всматривался Сергунька вдаль, не заметил, как юркая машина, за рулем которой сидел дядя Леня, остановилась позади него, и знакомый голос позвал его.

– А я тебя от поля жду! – И без того большие глаза мальчишки раскрылись от удивления. – Ты откуда? Я уж думал, ты забыл…

– Уговор был к четырем, раньше не управился. Вот еще на дальние фермы съездить надо.

Сергунька подался к машине, ухватился обеими руками за дверцу и так умоляюще взглянул на дядю Леню, что у того не хватило сил отказать:

– Ладно, залезай, а перед твоей мамкой мы как-нибудь оправдаемся.

Сергунька просиял. Мигом обежав машину, забрался на сиденье. Они миновали раскидистый дуб, пшеничное поле, пересекли по деревянному мосту неглубокую, заросшую по берегам речушку, и выскочили на просторный луг, на дальнем конце которого стояли фермы.

– А что это, Ёжик, у тебя сегодня рубаха такая чистая? – прервав долгое молчание, хитро спросил дядя Леня.

Сергунька оторвался от окна, разгладил на груди простенькую ситцевую рубашонку:

– Так мамка ту вчера постирала. – Он улыбнулся светло и доверчиво, и от этой бесхитростной улыбки у Леонида потеплело на душе. Он представил, как мать стягивала с сонного сына грязную рубашку, ласково обнимая обмякшее тельце, как целовала с легкой грустью непокорный вихор, и вздохнул:

– Хорошая у тебя мамка, Ёжик!

Сергунька обрадовано придвинулся к нему, недоверчиво заглянул в глаза.

– Она тебе взаправду нравится? Взаправду? Не врешь?

– Не вру! – твердо и серьезно ответил дядя Леня.

И Сергунька не выдержал. Он так давно об этом мечтал, боялся про свою мечту сказать даже бабушке – вдруг сглазит. И сейчас сердечко его затрепетало от близкого счастья, а вдруг…

– Выйди за мою мамку взамуж! А?.. – Заикаясь от волнения, Сергунька двумя руками ухватился за плечо дяди Лени: – Она хорошая… знаешь какие она щи варит… Я папку хочу!..

Сергунька заплакал. Леонид от неожиданности круто повернул руль, и машина резко вильнула в сторону. Приглушив мотор, он повернулся к мальчику. Этот не по годам серьезный и сосредоточенный малыш, поражал его недетской грустью в голубых глазенках и какой-то неистовой верностью в дружбе. Он мог часами ждать своего друга, не сходя с места, соглашался на любые трудные поездки, лишь бы быть вместе. Об их дружбе говорила вся деревня, и мама Ёжика всегда знала, где искать сына.

Леонид притянул мальчика к себе, уткнулся носом в непокорный вихор, вдохнул знакомый запах. Что ему сказать? Как объяснить, что другая женщина не дает ему покоя, снится по ночам, держит возле себя как привязанного. Если б можно было жениться на желанной, и чтоб жил с ними Ёжик, он бы ничего большего не хотел. Но это невозможно.

Сергунька освободился от объятий. Уже почувствовав чутким сердечком, о чем думает дядя Леня, горестно вздохнул и, будто провинившись в чем-то, отодвинулся, опустил голову.

– Я знаю, ты с Танькой Малашенко водишься, – сказал Сергунька то, что было известно всей деревне. – Она красивая… Но ты же сам сказал, что моя мамка добрая… а меня Танька не любит…

Это была истинная правда. Татьяна всегда сердилась, если он приезжал с мальчиком. И вместо ласкового Ёжик, звала его Серегой, бесцеремонно стаскивала с сиденья и приказывала:

– А ну, малышня, домой!

Но обижало Сергуньку совсем не это. При ней дядя Леня становился чужим и недоступным. Его вниманием полностью овладевала эта женщина с дерзкими глазами и копной золотистых вьющихся волос. Смеялась она много и громко и, вообще, вела себя как хозяйка. В такие минуты Сергунька очень жалел свою мать, постоянно занятую, вечно повязанную беленьким платочком, он не мог вспомнить, какие у нее волосы.

Все это сейчас припомнилось Сергуньке, и мечта его, казалось, такая близкая, так и осталась мечтой. Дядя Леня положил руки на худенькие плечи мальчика. Сколько раз эти руки подбрасывали его высоко в небо, умывали из речки, кормили на полевом стане, носили спящего домой. Это были надежные руки, и Сергунька схватил их, сжал детскими ладошками:

– Дядя Леня, мамка все твои рубахи выстирает… Не женись на Таньке… она злая… собаку палкой бьет. Собака привязанная, а она бьет!.. Она тебя не любит!… – последние слова сергунька выкрикнул почти с отчаянием, уже ни на что не надеясь.

Он и не предполагал, насколько был прав. Сомнения, одолевающие Леонида последнее время, в устах ребенка прозвучали самой горькой правдой. Леонид понимал, что Татьяна не любила его. Красивая и избалованная вниманием, она не знала, что такое любовь, не испытывала ни к кому это прекрасное чувство. Ей нравилось появляться с Леонидом в клубе, видеть зависть подруг, слышать возбужденный шепот за спиной:

– Глянь-ка, главный инженер совсем голову потерял! – и чувствовать себя королевой.

Вот с любовью к Леониду было сложнее. Она мечтала о таком муже, чтоб у всех дух захватило. А Леонид был свой, деревенский, вечно за рулем своего козлика, пропыленный, солнцем меченый, в сапогах и простой кепке. Нет, это не король для королевы.

Леонид вздохнул и, берясь за руль, сказал убежденно:

– Ничего, Ёжик, мы с тобой во всем разберемся и что-нибудь придумаем.

Сергунька согласно и безнадежно кивнул головой.

Весь вечер они мотались на безотказном вездеходе по фермам и отделениям. Под конец Сергунька притомилсяи задремал. Возле небольшого домика, уютно спрятавшегося в зарослях сирени и вишняка, Леонид коротко просигналил. Тотчас во дворе зажегся свет, и на крыльце показалась молодая женщина. Увидев Леонида с Сергунькой на руках, заторопилась. Принимая полусонного сына, смущенно улыбнулась:

– И охота вам возиться с ним!

Сергунька по привычке хотел было обнять ее и положить голову на теплое плечо, но вдруг вспомнив что-то, обернулся на дядю Леню. Тот стоял возле машины в свете фар и улыбался. Мальчик быстро сдернул с матери платок, ожидая увидеть локоны не хуже, чем у Татьяны. Но к его удивлению и разочарованию на спину матери упали тяжелые косы, и на землю посыпались шпильки.

– Ой, сынок!.. – засмеялась женщина и, опустив мальчика на землю, принялась собирать в траве заколки.

Деонид с радостью поспешил им на помощь. Они лазили в темноте, тихонько смеялись, и Сергунька трогал дядю Леню и мать за руки, как бы соединяя их, связывая вместе. И был счастлив.

Уже давно ушел маленький друг со своей мамой домой, и в их окнах погас свет, а Леонид все сидел в темной машине и думал. Ему вспоминались роскошные косы и прохладные руки, что невзначай касались его больших загрубевших пальцев, огромные, грустные как у Сергуньки глаза и ласковая улыбка молодой женщины. Он не представлял, как дальше сложится его судьба, но твердо был уверен: что-то изменится в его жизни, что-то произойдет хорошее. Об этом ему сказали глаза Ёжика, нужно только немножко подождать.

Валентина БАСОВА.