Имя на поэтической поверке. Владимир Войнович
Мало кому из читателей известно, что знаменитый прозаик Владимир Николаевич Войнович (26.09.1932.Сталинобад – 27.07.2018.Москва), автор нашумевшего романа «Жизнь и необычайные приключения солдата Чонкина», начинал как поэт и всю жизнь, порой с большими интервалами, писал «на полях прозы» стихи.
В четвёртом томе, пятитомного издания, малого собрания сочинений Владимира Войновича за 1993 год, изд. «Фабула», Москва, в середине книги, есть небольшой раздел «Стихи на полях прозы», где представлены стихотворения начиная с 1957 года по 1992 год.
К примеру, вот одно стихотворение, на вскидку, за 1958 год:
«Золотце»
Голову уткнув в мою шинель,
авиационного солдата,
девушка из города Кинель*
золотцем звала меня когда-то.
Ветер хороводился в трубе,
а она шептала и шептала…
Я и впрямь казался сам себе
Слитком благородного металла.
Молодость – не вечное добро.
Время стрелки движет неустанно.
Я уже наверно серебро,
скоро стану вовсе оловянным.
Но, увидев где-то у плетня
девушку, обнявшую солдата,
я припомню, то, что и меня
называли золотцем когда-то.
*Кинель-город в Самарской области.
Конечно, звёздным часом в поэтическом творчестве Владимира Войновича, следует считать песню на его слова «Я верю друзья»(«14-ть минут до старта»), на музыку Оскара Фельцмана, вышедшую в 1960 году, и неофициально считающуюся гимном космонавтов:
«Я верю друзья»
Заправлены в планшеты космические карты,
И штурман уточняет в последний раз маршрут.
Давайте-ка, ребята, споёмте (закурим) перед стартом,
У нас ещё в запасе четырнадцать минут.
Припев:
Я верю, друзья, караваны ракет
Помчат нас вперёд от звезды до звезды.
На пыльных тропинках далёких планет
Останутся наши следы.
На пыльных тропинках далёких планет
Останутся наши следы!
Когда-нибудь с годами припомним мы с друзьями,
Как по дорогам звёздным вели мы первый путь,
Как первыми сумели достичь заветной цели
И на родную Землю со стороны взглянуть.
Припев:
Давно нас ожидают далёкие планеты,
Холодные планеты, безмолвные поля.
Но, ни одна планета не ждёт нас так, как эта,
Планета дорогая по имени Земля.
История создания песни «Я верю, друзья» такова.
За плечами у Владимира Войновича, до создания данной песни, в 28 лет, был скромный жизненный опыт, без высшего образования.
С 1951 по 1955 год служил солдатом-механиком в авиации, сначала в Джанкое, затем до 1955 года в Польше, Хойне и Шпротаве.
В 1954году послал стихи в газету «Знамя победы» Киевского военного округа и вскоре его ждал почтовый перевод на 9-ть рублей 80-ят копеек, на бланке было написано: «за опубликованное произведение».
Он удивился, это стихотворение писал минут 15-ть, а заработал почти десятку.
Неплохой приварок солдатскому жалованию. И стал он писать стихи дальше и посылать туда же.
Стали отвечать: это, дескать, похвально, что раскрываешь патриотическую тему, но вот рифма плохая и ещё чего-то не то.
Читайте книгу Исаковского о поэтическом мастерстве или Маяковского «Как делать стихи».
В начале 1956 года приехал, Владимир Войнович, после армии в Москву работал на стройке, жил в общежитие, дважды поступал в Литературный институт имени А.М.Горького, не принимали по непонятной причине, может фамилия не понравилась абитуриента.
Проучился полтора года на историческом факультете Педагогического института имени Н.К.Крупской (1957-1959).
Затем бросив учиться, ездил на целину, где написал свои первые прозаические произведения.
В 1960 году устроился младшим редактором в отделе сатиры и юмора на Всесоюзном радио с испытательным сроком, работал с сентября по март 1961 года, где и написал песню «Я верю, друзья», ставшую любимой песней космонавтов, фактически их гимном.
Вот что рассказывал, сам Владимир Николаевич, об истории создания песни:
В сентябре 1960 года работал на Всесоюзном радио. Увидел, что секретарь Наташа Сухаревич, обзванивает подряд всех известных поэтов-песенников, по телефонному справочнику и просит их написать песню на «космическую тему».
На вопрос, через какое время нужна эта песня, Наташа отвечала «Через две недели». Поэты были возмущены.
Очевидно, что к этому жанру наша редакция относилась несерьёзно. Настоящая песня впопыхах не пишется, она должна быть задумана, выношена, выстрадана.
После того как её обругал последний из знаменитостей – поэт Лев Ошанин, Наташа совсем расстроилась и продолжала листать телефонную книгу Союза писателей уже почти без всякого смысла.
И тут я решился сказать ей, что если у неё под рукой всё равно никаких поэтов нет, то я могу попробовать написать эту песню.
– Ты она посмотрела на меня с недоверием. А ты что пишешь стихи?
– Пописываю, признался я.
– Но ведь песни ты никогда не писал?
– Не писал, согласился я, но могу попробовать.
Она смотрела на меня, долго молчала, думала.
– Ну, хорошо, произнесла, наконец. А сколько времени тебе нужно?
– Завтра принесу, сказал я.
– Завтра? Не поверила она.
– Если тебе нужно, могу постараться сегодня.
– Сегодня не надо, сказала она, а завтра … Неужели к утру напишешь?
– Но ты же всё равно ничего не теряешь. Резонно заметил я.
– Ну да, ты прав … Ну что ж дерзай.
И я дерзнул. Мне было важно доказать самому себе, что не зря я взялся вообще за перо, что люди, не принявшие мои стихи в журналах, не правы, я не графоман, я поэт и могу работать в этом жанре на достаточно высоком профессиональном уровне.
Утром следующего дня я принёс обещанный текст, и пока Наташа читала, следил за её реакцией со страхом.
А реакции никакой не было. Она читала текст, словно проходную газетную заметку, без всякого выражения.
А потом, придвинув к себе телефон, и набрала номер:
– Оскар Борисович, у меня для Вас есть потрясающий текст … Пишите:
«Заправлены в планшеты космические карты , и штурман уточняет последний раз маршрут. Давайте-ка, ребята, закурим перед стартом, у нас ещё в запасе четырнадцать минут».
– Записали? Диктую припев:
«Я верю, друзья, караваны ракет помчат нас вперёд от звезды до звезды…».
Оскар Борисович Фельцман был уже очень известным к тому времени композитором, автор шлягеров, распеваемых в кино, на улицах, в поездах и ресторанах.
Неужели он, в самом деле, напишет музыку и превратит мои слова в настоящую песню?
Я настолько привык к неудачам, что ещё одну принял бы со смирением…
К концу дня Фельцман позвонил:
– Музыка готова, кто будет петь?
Я сказал:
– Предложим Бернесу.
Бернеса не нашли, нашли Владимира Трошина. Песню записали на плёнку, пустили в эфир, и она сразу стала знаменитой.
Тогда, осенью 1960 года, у меня всё шло хорошо. Можно сказать, был год сплошного везения.
В сентябре я написал первую песню и тогда же в журнале «Новый мир» у меня приняли (можно сказать «на ура») мою первую повесть «Мы здесь живём».
На следующий год, 12 апреля 1961 года, когда был запущен в космос Юрий Гагарин, мне позвонили через несколько минут после старта.
Когда Гагарин, спустя девяносто минут вернулся на землю, Оскар Фельцман уже писал музыку к моим стихам, посвящённому этому событию.
Я проработал на Радио около полугода и за это время написал десятка четыре песен.
Однако история моей «космической» песни на этом не кончилась.
Несмотря на то, что она действительно очень быстро стала популярной и скоро её стали даже называть «Гимном космонавтов», многие люди продолжали её редактировать и переделывать.
С самого начала один редактор заменил в песне эпитет. Вместо «планета голубая» написал «планета дорогая».
На вопрос, почему он это сделал. Он сухо ответил, что так лучше.
Потом мне позвонила дама из музыкальной редакции:
– Владимир Николаевич, мы хотим Вашу песню о космонавтах записать на пластинку.
– Очень хорошо, – сказал я. – Давно пора.
– Но у нас к тексту есть одна претензия.
Там у Вас написано: «На пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы». Почему эти тропинки пыльные?
– Видите ли, – взялся я объяснять. – На этих планетах дворников нет, а пыль оседает. Космическая пыль.
– Ну да, может быть, оно и так, но Вы как-то этим снижаете романтический образ. Давайте лучше напишем «на новых тропинках».
– Нет, – возразил я. – Это никак не годится. «На новых» можно написать, только если имеются в виду, что там ещё были и старые.
– Ну, хорошо, тогда напишите « на первых тропинках».
– Не напишу я « на первых тропинках».
– Почему?
– Потому что на пыльных тропинках это хорошо, а первых никак.
Советские редакторы удивляли меня всегда не своей политической бдительностью, а способностью находить в тексте и убирать из него как раз те слова, строки и абзацы которые делают его выразительным.
Я отказался менять эпитет, музыкальный редактор отказалась издавать пластинку.
Но потом летом 1962 года, песню дуэтом спели в космосе космонавты Николаев и Попович.
А Никита Сергеевич Хрущёв устроил им грандиозную встречу и. размахивая руками, прочитал с выражением с трибуны Мавзолея:
– На пыльных тропинках далёких планет Останутся…
Тут он запнулся. Подумал и исправил ударение:
– ОстАнутся наши следы.
Быть процитированным советским вождём это больше, чем получить самую высокую премию. Вокруг песни и её авторов начался ажиотаж.
Правда» напечатала песню в двух номерах подряд.
Сначала красным шрифтом в вечернем экстренном выпуске и затем будничным чёрным шрифтом в утреннем номере.
После этого мне позвонила всё та же нравоучительная дама из музыкальной редакции:
– Владимир Николаевич мы немедленно выпускаем Вашу пластинку.
– Что значит, немедленно выпускаем? – сказал я. – А Вы спросили разрешение у автора?
– А Вы можете не разрешить? – удивилась она.
– Нет, почему же. Я разрешаю, но у меня есть поправка.
– Какая поправка? – спросила она настороженно.
– Небольшая, сказал я. – Там есть строчки насчёт пыльных тропинок, так я бы хотел их как-нибудь переделать.
– Вы смеётесь! – закричала она. – Вы знаете, кто цитировал эти строки?
– Я знаю, кто их цитировал. Но я тоже знаю, кто их написал. Так вот написавшему кажется…
Конечно, я над ней издевался. Но поиздевавшись, разумеется, уступил.
Пластинка была выпущена. Но покушение на текст на этом не кончились.
После встречи на Красной площади и в Кремле, космонавтам Николаеву и Поповичу было устроено чествование и на телевидении.
Космонавты совсем ошалели от свалившихся на них почестей.
А когда Владимир Трошин спел теперь уже специально для них песню о пыльных тропинках, Попович решил показать, что и в этом деле тоже кое-что понимает.
– Вот у Вас там поётся « закурим перед стартом», – сказал он, – а мы, космонавты, не курим.
– Это мы исправим! – закричал кто-то. И исправили.
Хотя я доказывал исправителям, что писал вовсе не о Поповиче, который до пыльных тропинок не долетел, а о космонавтах отдалённого будущего.
Для кого полёты в космос станут делом обычным, будничным. Покурил, растоптал окурок, полетел.
Тут уж меня никто не послушал, потому что космонавты тогда причислялись к лику святых.
Их критиковать было нельзя.
Песню исправили и вместо «Давайте-ка, ребята, закурим…» пели «Споёмте перед стартом».
Как-то, будучи в Доме литераторов, я услышал свою песню, в исправленном варианте, когда в одном из залов перед писателями выступали космонавты Николаев и Попович.
За полгода своих усилий в песенном жанре я был весьма продуктивен, но из всех сочинённых мной песен, самой знаменитой оказалась первая.
Успех её меня немного смущал, но это продолжалось недолго.
Когда меня начали наказывать за плохое поведение, то мои книги, пьесы и киносценарии сразу запретили.
А песни разные, но эту дольше других продолжали исполнять.
Правда, без упоминания автора текста. А потом и вовсе убрали слова, оставили только музыку.
Лет через двадцать, когда я стал опять разрешённым писателем, на песню эту тоже опала окончилась.
Но уже наступили новые времена. И народ запел новые песни…
Песня, действительно, готовилась к полёту первого космонавта, который изначально планировался на конец 1960 года.
Но полёт отложили, а песню не сочли столь необходимой к этому дню, что позволило звучать ей раньше, чем полёт Гагарина.
Об этом свидетельствует первый приведённый клип, записанный в 1960 году. В дни чествования Гагарина песня звучала редко, а сам он в космосе пел «Родина слышит».
Наибольшую популярность песня приобрела после полёта Николаева и Поповича в августе 1962 года, после «исполнения» Хрущёвым. Тогда же её и впервые записали на пластинку, для широкой продажи.
Владимир Николаевич Войнович родился 26 сентября 1932 года в Сталинабаде, ныне Душанбе. Таджикская ССР – 27 июля 2018 года. Москва, российский и советский прозаик, поэт, сценарист, драматург, общественный деятель.
Отец-Николай Павлович Войнович (1905-1987), журналист, ответственный секретарь республиканской газеты «Коммунист Таджикистана» и редактор областной газеты «Рабочий Ходжента», был родом из уездного города Новозыбкова Черниговской губернии, ныне Брянская область. Закончил в Новозыбкове три класса реального училища.
Кстати, и я сам из города Новозыбкова, где родился и вырос, и который, по несчастью, самый большой город, свыше 40 тысяч жителей, пострадавший после Чернобыльской катастрофы 26 апреля 1986 года, ставший эпицентром радиации, превышающей в 40 раз норму.
В настоящее время Новозыбковский район и город Новозыбков имеют статус «Зоны проживания с правом на отселение».
По словам, Владимира Войновича, он происходил из знатного рода Войновичей, в частности, является родственником графов Войновичей, предки писателя, дали России несколько адмиралов и генералов.
Об этом, в частности, идёт речь в книге югославского автора Видака Вуйновича «Вой(и)новичи – Вуй(и)новичи: от средних веков до наших дней» -1985 год.
В феврале 2011 года вышла документальная книга «Воин под Андреевским флагом», написанная сыном Владимира Войновича – Павлом, об адмирале Марко Ивановиче Войновиче.
Марко Иванович Войнович (1732, Община Херцег-Нова – 1807, город Витебск), граф из рода Войновичей, происходящего из Черногории, один из основателей Черноморского флота Российской империи.
Командующий Черноморским флотом с 1789 по 1790, адмирал с 1801 года. В Черногории, в исторической части общины Херцер-Нова, открыт памятник знаменитому земляку – российскому адмиралу.
Историческая значительность личности адмирала Марко Ивановича Войновича не только как отважного флотоводца 18-го века, но и как человека, который стал связующим звеном между Черногорией и Россией.
Мать – Розалия Климентьевна (Реввека Колмановна) Гойхман (1908-1978), сотрудница газет «Коммунист Таджикистана» и «Рабочий Ходжента», позже учительница математики, родом из местечка Хащеватое Гайворонского уезда Херсонской губернии, ныне Кировоградская область Украины.
В 1936 году отец был репрессирован, по статье «антисоветская агитация и пропаганда». Приговорён к высшей мере наказания – расстрел.
Специальная коллегия Верховного суда Таджикистана в январе 1938 года заменила расстрел на 5-ть лет исправительно-трудового лагеря.
После ареста отца, Владимир, жил с матерью, дедушкой и бабушкой в Сталинабаде. В начале 1941 года отец был освобождён, и семья переехала к его сестре в Запорожье.
С началом войны, на третий день, отца забрали в армию.
В декабре 1941 года, под Дебальцево, Украина,Николай Войнович, получил тяжёлое ранение, восемь месяцев пролежал в госпиталях. Отец, уже в годах, самостоятельно выучил сербский язык и занимался переводами.
Вернулся инвалидом, с жёлтой ленточкой на рукаве, которая обозначала тяжёлое ранение, красные обозначали лёгкие.
Последние 17-ть лет своей жизни, отец, до 1987 года, проживал в городе Клинцы, Брянской области.
В августе 1941 года, Владимир был с матерью эвакуирован на хутор Северо-Восточный, Ставропольского края, где после направления матери в Ленинабад, жил у родственников отца и поступил во второй класс местной школы.
Из-за наступления немцев семье, дедушке, бабушке и мне, вскоре пришлось вновь эвакуироваться – в Управленческий городок Куйбышевской области, куда летом 1942 года из Ленинабада приехала мать.
О своём детстве Владимир Николаевич рассказывал:
Моё детство пришлось на предвоенные и военные годы.
Жизнь в стране тогда была очень сложная, а для многих людей просто ужасная.
Возможно, атмосфера времени повлияла на отношение матери ко мне и на моё отношение к ней. В чём именно это проявлялось?
Прежде всего, в сдержанности чувств. А может, просто характер у неё был такой. Когда мне не исполнилось и четырех лет, отца арестовали. Мы жили в Таджикистане.
Мать, Розалия Климентьевна, которая в то время училась в Ленинабадском пединституте, а вечерами работала, содержала меня и бабушку.
Тяжело ей приходилось. И при этом она ещё была женой врага народа, что по тем временам – приговор, и на работу её брали неохотно.
Меня воспитывали бабушка, детский сад и немного улица.
В мае 1941 года я кончил первый класс. К счастью, отец вернулся из лагеря, взял меня и мы вдвоём уехали на Украину, а мама осталась в Ленинабаде оканчивать пединститут.
В июне началась война, отец ушёл в армию, а я с родственниками отца отправился в эвакуацию в Ставрополье.
В 11-ть лет я начал работать в колхозе, потом – на заводе, на стройке, служил в армии, а учился урывками, перескакивая через классы.
В конце концов, к 14 годам я окончил 4-ре класса и собрался в пятый, но родители предложили мне пойти в ремесленное училище учиться на столяра. Потому что содержать меня и мою маленькую сестрёнку Фаину им было трудно.
«Там получишь рабочую специальность, и она всегда тебе пригодится», – говорила мама. Она считала, что лучше быть хорошим столяром, чем плохим профессором.
Я пошёл в ремесленное, хотя, если бы жизнь сложилась иначе, у меня было бы больше шансов стать хорошим профессором, чем хорошим столяром.
В ноябре 1945 года с родителями и младшей сестрой Фаиной вернулись в Запорожье. Там отец устроился в многотиражку «За алюминий», мать, после окончания педагогического института -учителем математики в вечернюю школу.
Окончил ремесленное училище, работал на алюминиевом заводе, на стройке, учился в аэроклубе, летал на планере,прыгал с парашютом.
В 1951 году был призван на службу в армию, сначала служил в Джанкое, затем до 1955 года в авиации в Польше, в Хойне и Шпротаве, солдатом-механиком.
Во время военной службы писал стихи для армейской газеты. В 1951 году мать была уволена из вечерней школы и родители переехали в Керчь, где отец устроился в газету «Керченский рабочий», в которой под псевдонимом «Граков» в декабре 1955 года были опубликованы, мои, присланные ещё из армии стихи.
После демобилизации в ноябре 1955 года поселился у родителей в Керчи, закончил десятый класс средней школы. В 1956 году мои стихи вновь были опубликованы в «Керченском рабочем».
В начале 1956 года приехал в Москву, дважды поступал в Литинститут, не приняли. Проучился полтора года на историческом факультете Педагогического института имени Н.К.Крупской (1957-1959), затем ездил на целину, по комсомольской путёвке, где написал свои первые прозаические произведения -1958 год.
В 1960 году Владимир Войнович устраивается младшим редактором на Всесоюзное радио. Написанная вскоре на его стихи песня «Четырнадцать минут до старта» – стала любимой песней советских космонавтов, фактически их гимном.
После того как песню процитировал встречавший космонавтов Хрущёв, она получила всесоюзную известность – Владимир Войнович «проснулся знаменитым».
К нему тут же стали благоволить «генералы от литературы», приняли Владимира Войновича в Союз писателей СССР в 1962 году.
В целом Владимир Войнович – автор текстов более чем 40 песен. Публикация повести «Мы здесь живём» в журнале «Новый мир»-1961 год, также способствовала укреплению славы писателя.
Последовавшие со взлётом известности предложения печатать стихи в центральных журналах Владимир Николаевич отклонил, желая сосредоточиться на прозе.
В дальнейшем, в беседе с известной поэтессой Татьяной Бек, Владимир Николаевич так сказал, почему он перешёл на прозу, в литературном творчестве, по жизни:
« Но проза – прошу у тебя прощения, – на мой взгляд, более трудный и таинственный род литературы. В поэзии ты как бы плывёшь по реке: рифма, как берега, размер и ритм – бакены и вышки.
А проза – это как плавание в океане, где нет никаких ориентиров и правил, и компаса тоже нет… Короче говоря, в прозе у меня поначалу вообще ничего не получалось: выходила полная мура, жижа, отсутствие мускулов.
Но если говорить всёрьёз, то стихотворный опыт очень помог мне в прозе, ибо тот ритм, который я нащупал в стихах, дал мне интуитивное представление о ритме в прозе. Словом, стихотворный опыт не прошёл даром».
В 1964 году принял участие в написании коллективного детективного романа «Смеётся тот, кто смеётся» – опубликованного в газете «Неделя».
Роман» Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», писавшийся с 1963 года, ходил в самиздате.
Первая часть была опубликована, без разрешения автора, в 1969 году во Франкфурте-на-Майне, а вся книга – в 1975 году в Париже.
Роман был признан заметным явлением отечественной и мировой культуры.
В конце 1960-х годов Владимир Войнович принимал активное участие в движении за права человека, что вызвало конфликт с властями.
К примеру, вот письмо Войновича, в защиту Андрея Сахарова, в газету: «Известия».
В редакцию газеты «Известия»
Позвольте через вашу газету выразить моё глубокое отвращение ко всем учреждениям и трудовым коллективам, а также отдельным товарищам, включая передовиков производства, художников слова, мастеров сцены, героев социалистического труда, академиков, лауреатов и депутатов, которые уже приняли или примут участие в травле лучшего человека нашей страны – Андрея Дмитриевича Сахарова.
Владимир Войнович
28 января 1980 г., Москва
За свою правозащитную деятельность и сатирическое изображение советской действительности, писатель подвергался преследованию, за ним установил слежку КГБ, в 1974 году был исключён из Союза писателей СССР, но принят в члены ПЕН-клуба во Франции.
Владимир Войнович вспоминал: «Если первую мою повесть приняли ещё благожелательно, то вторая – «Хочу быть честным» – вышла уже. Когда начались идеологические проработки: встреча Хрущёва с художниками в Манеже, приём писателей в Кремле.
И поэтому секретарь по идеологии ЦК КПСС Ильичёв сказал: «Что это такое – «Хочу быть честным»? Это Войнович хочет сказать, что в нашей стране трудно быть честным?».
Короче говоря, тогда уже попал в лёгкую опалу – книжку, которая шла у меня в издательстве «Советский писатель», сначала затормозили. В конце концов, её выпустили, но выкинули из неё всё, что было возможно.
А потом, уже в 66-ом, когда я выступал в защиту писателей-фронтовиков Синявского и Даниэля, начались и более серьёзные вещи».
В 1975 году, после публикации «Чонкина» за рубежом, Войновича вызвали для беседы в КГБ, где предложили издаваться в СССР.
Далее, для обсуждения условий снятия запрета на издание отдельных его работ, его пригласили на вторую встречу – на этот раз в №408 гостиницы «Метрополь».
Там писатель был отравлен психотропным препаратом, что имело серьёзные последствия. После этого долгое время он плохо себя чувствовал, и это сказалось на его работе над продолжением «Чонкина».
После данного инцидента Владимир Николаевич написал открытое письмо руководителю КГБ Ю.В.Андропову, ряд обращений в зарубежные СМИ и позднее описал этот эпизод в повести «Дело №34840».
В декабре 1980 года Войнович был выслан из СССР, а в 1981 году указом Президиума Верховного совета СССР лишён советского гражданства.
Владимир Войнович, по этому поводу, написал возмущённое письмо Брежневу, полное, нескрываемой иронии и сарказма, присущей ему:
БРЕЖНЕВУ
Вы мою деятельность оценили незаслуженно высоко. Я не подрывал престиж советского государства. У советского государства благодаря его руководителям и Вашему личному вкладу никакого престижа нет.
Поэтому по справедливости Вам следовало бы лишить гражданства себя самого. Я Вашего указа не признаю и считаю его не более чем филькиной грамотой.
Юридически он противозаконен, а фактически я как был русским писателем и гражданином, так им и останусь до самой смерти и даже после неё.
Будучи умеренным оптимистом, я не сомневаюсь, что в недолгом времени все Ваши указы, лишающие нашу бедную родину её культурного достояния, будут отменены.
Моего оптимизма, однако, недостаточно для веры в столь же скорую ликвидацию бумажного дефицита. И моим читателям придётся сдавать в макулатуру по двадцать килограммов Ваших сочинений, чтобы получить талон на одну книгу о солдате Чонкине.
Владимир Войнович
17июля 1981 года,
Мюнхен
В 1980-1992 годах, Владимир Войнович жил в ФРГ и США, писал книги, сотрудничал с радиостанцией «Свобода».
В 1989 году Владимир Николаевич приехал в Москву в первый раз после эмиграции, с немецким паспортом, по приглашению «Мосфильма!, потому что у Эльдара Рязанова была идея снять фильм о Чонкине.
В 1990 году, генеральный секретарь КПСС Михаил Горбачёв, указом возвратил советское гражданство Владимиру Войновичу и он вернулся в СССР.
В конце 1990 года Владимир Войнович приехал в Москву по поводу премьеры фильма «Шапка», снятого режиссёром Константином Воиновым.
В 1996 и 2003 году был среди деятелей культуры и науки, призвавших российские власти остановить войну в Чечне и перейти к переговорному процессу.
Владимир Войнович написал свой вариант текста нового гимна России, с весьма ироничным содержанием:
«Гимн Российской Федерации»
Распался навеки союз нерушимый,
Стоит на распутье великая Русь.
Но долго ли будет она неделимой –
Я этого Вам предсказать не берусь.
К свободному рынку от жизни хреновой,
Спустившись с вершин коммунизма народ
Под флагом трёхцветным с орлом двухголовым
И гимном советским шагает вразброд.
Припев:
Славься, Отечество наше привольное,
Славься, послушный российский народ,
Что постоянно меняет символику
И не имеет важнее забот.
Когда-то под царскою властью мы жили,
Но вот наступила заря Октября.
Мы били буржуев и церкви крушили,
А также поставили к стенке царя.
Потом его кости в болоте достали,
Отправили в Питер на вечный покой.
Простите, товарищи Ленин и Сталин,
За то, что дошли мы до жизни такой.
Припев:
Сегодня усердно мы Господа славим
И ленинским молимся славным мощам,
Дзержинского скоро на место поставим
Затем, чтобы нас он пугал по ночам.
Мы всем офицерам дадим по квартире,
И пенсии выплатим всем старикам,
И всех террористов пристрелим, как в тире,
И всем олигархам дадим по мозгам.
Коррупцианеров засадим в Бутырку.
Чтоб знали, насколько закон наш суров,
Мы выдадим всем мужикам по бутылке
А бабам на выбор дадим мужиков.
Мы время теряли в борьбе и тревоге,
Но нынче мы снова на верном пути.
Вот только б опять дураки и дороги,
Нам не помешали до цели дойти.
Припев:
Надо сказать, не отстал от Владимира Войновича и известный поэт-песенник Юлий Ким,1936 года рождения, вот его вариант Российского гимна:
«Гимн Российской Федерации»
Россия, Россия, не надо, не слушай,
Какую мы песню поём без стыда
Мы снова и снова хотели как лучше
И снова выходит опять, как всегда!
Припев:
Прочь все сомненья,
Держим равнение,
Что там – звезда ли,
Орёл иль медведь.
Снова и заново
Пой Александрова,
Пусть только скажут,
Про что надо петь!
Под музыку эту ковали победу
И сами себе возводили тюрьму.
Нас вырастил Сталин на страх всему свету,
А также и на смех. Спасибо ему!
В 2001 году подписал письмо в защиту НТВ. После смерти жены в 2004 году, Владимир Николаевич навсегда вернулся в Россию.
С 1994 года занимался живописью, первая персональная выставка открыта 5-го ноября 1996 года в московской галереи «Асти», было много его персональных выставок в Москве, в Русском музее в Санкт-Петербурге, в Вене.
Основные произведения Владимира Войновича:
– «Степень доверия» – повесть о революционерке Вере Фигнер.
-Трилогия о солдате Иване Чонкине:
«Жизнь и необыкновенные приключения солдата Ивана Чонкина» -1963-1975,
«Претендент на престол» – 1979, «Перемещённое лицо» – 2007.
– «Москва 2042» – 1986.
– «Кот домашний средней пушистости» (пьеса 1990, совместно с Г.И.Гориным), по повести Владимира Войновича- «Шапка».
– «Монументальная пропаганда -2000 год сатирический роман, продолжающий некоторые сюжеты «Чонкина» и посвящённый феномену «массового» сталинизма.
– «Портрет на фоне мифа» -2002 год, книга, посвящённая Александру Солженицыну и сложившимся вокруг него мифам.
– «Автопортрет. Роман моей жизни» -2010 год, автобиографический роман.
Награды:
1993 – Премия Баварской академии искусств.
1994 – Премия фонда «Знамя».
1996 – Премия «Триумф».
2000 – Государственная премия Российской Федерации за роман «Монументальная пропаганда».
2016 – Премия имени Льва Копелева.
Почётный член Российской академии художеств.
Семья:
– Первая жена – Валентина Васильевна Войнович (урождённая Болтушкина, 1929-1988).
Дочь Мария-(1958 -2006).
Сын Павел (1962-2018), писатель, автор книги «Воин под Андреевским флагом», о своём с отцом, знаменитом предке адмирале Марко Ивановиче Войновиче. Последние годы, Павел Владимирович проживал в Черногории.
Скончался 8-го марта 2018 года, раньше почти на пять месяцев своего отца, в возрасте 56 лет. Похоронен в Черногории.
– Вторая жена – (1964-2004), Ирина Даниловна Войнович, (урождённая Брауде, 1938-2004).
Дочь – Ольга, немецкая писательница, Ольга Владимировна Войнович -1973 год.
– Третья жена – Светлана Яковлевна Колесниченко.
– Сестра Владимира Николаевича – Фаина Николаевна Войнович (1944-1989).
Жил Владимир Войнович в своём доме в посёлке Советский писатель, недалеко от Троицка, округ Москвы.
Скончался, Владимир Николаевич Войнович, 27-го июля 2018 года на 86-ом году жизни, от сердечного приступа, переживая раннюю смерть сына Павла, 8-го марта 2018 года.
Похоронен на Троекуровском кладбище.
На могиле писателя установили скульптуру героя романа «Жизнь и необыкновенные приключения солдата Ивана Чонкина». Скульптура расположена справа от памятника и изображает солдата в военной форме, советской армии.
Владимир Войнович прожил неимоверную долгую и чрезвычайно насыщенную жизнь.
Несмотря на множество всевозможных событий, порой драматических, а порой трагических, жизнь его, несомненно, была счастливой.
Имя Владимира Николаевича Войновича навсегда вошло в историю российской литературы, а книги ещё долгие годы будут переиздаваться, и радовать читателей – любителей изящной российской словесности.
Из поэтического наследия Владимира Войновича.
***
Жизнь повсюду меня мотала,
Был бродяга я, бич, бездельник…
И всего мне всегда хватало,
Но всегда не хватало денег.
Уж казалось, ну что мне нужно
В череде вечеров и утр…
Ну, немного тепла снаружи
И немного калорий внутрь.
Ну, черняшки краюшку с корюшкой,
С луком репчатым или репою
Да бутылку на пару с корешом –
Я же большего и не требую.
Но, увы, так всегда бывает,
Что чего-то всегда не хватает
Из того, что за деньги дают.
То того, чем себя укрывают
То того, чем нутро заливают,
То того, чем закусывают.
1988 год.
«Песня о дворовой собаке»
Там лампочка качалась во дворе
И вырывало конуру из мрака.
В той индивидуальной конуре
Жила-была дворовая собака.
Два жениха ходили в гости к ней,
Один нёс кость, украденную где-то.
Другой был и богаче и щедрей,
Он приносил ей рыбные котлеты.
А третий не годился в женихи,
Он был поэт и скромен, как поэты.
Он приходил, пролаивал стихи,
И ничего не требовал при этом.
Ушами хлопал, лапою махал,
Пел о любви, о чести и отваге,
Он был поэт и вовсе не нахал,
Чем и смутил он сердце той дворняги.
Однажды, появившись во дворе,
Два пса тащили кости и котлеты,
И вдруг узрели оба в конуре
Лохматый профиль нашего поэта.
Два пса любили преданно одну
И только в этом были виноваты,
Два пса тоскливо выли на луну,
Как будто пели «Лунную сонату».
1960 год.
«Баллада о холодильнике»
Дружеская пародия
на Беллу Ахмадулину,
посвящённая ей же.
Воспоминаний полая вода
Сошла и ломкий берег полустёрла…
Нальём в стаканы виски безо льда.
Ополоснём сухую полость горла.
И обожжём полуоткрытый рот
И помянём, мой друг и собутыльник,
Давнишний год, метро Аэропорт,
Шестой этаж и белый холодильник,
Который так заманчиво журчал
И, как Сезам, порою открывался,
И открывал нам то, что заключал
В холодных недрах своего пространства.
Пусть будет он во все века воспет
За то, что в повседневности враждебной
Он был для нас как верный терапевт
С простым запасом жидкости целебной.
Была сильна его над нами власть,
Была его к нам бесконечна милость…
К нему, к нему душа твоя влеклась,
Да и моя к нему же волочилась.
А на дворе стоял такой застой,
А на дворе стоял топтун ущербный,
А мы с тобой садилися за стол –
И холодильник открывался щедрый.
1988 год.
«Стихи о разборчивых девушках»
В сельском клубе начинались танцы…
Требовал у входа сторож-дед
корешки бухгалтерских квитанций
с карандашной надписью «билет».
Не остыв от бешеной кадрили,
танцевали, утирая пот,
офицеры нашей эскадрильи
с девушками местными фокстрот.
В клубе поднимались клубы пыли,
оседая на сырой стене…
Иногда солдаты приходили
и стояли молча в стороне.
На плечах погоны цвета неба…
Но на приглашения солдат
отвечали девушки: «Нэ трэба.
Бачь, який охочий до дивчат».
Был закон взаимных отношений
в клубе до предела прям и прост:
относились девушки с презреньем
к небесам, которые без звёзд.
Ночь, пройдя по всем окрестным сёлам,
припадала к потному окну.
Видевшая виды радиола
выла, как собака на луну.
После танцев лампочки гасились…
Девичьих ладоней не пожав,
рядовые молча торопились
на поверку, словно на пожар.
Шли с несостоявшихся свиданий,
зная, что воздастся им сполна,
что применит к ним за опозданье
уставные нормы старшина.
Над селом притихшим ночь стояла…
Ничего не зная про устав,
целовали девушки устало
у плетней женатый комсостав.
1958 год.
P.S.
Владимир Николаевич Войнович рассказывал, что его стихи, не считая текстов песен, в своё время практически не печатались, поэтому за них его никто не ругал.
Но стоило мне напечатать в 1962 году стихотворение: «Стихи о разборчивых девушках» («В сельском клубе начинались танцы»), как на него немедленно обрушился неожиданный критик – министр обороны СССР, маршал Советского Союза Родион Малиновский, сказавший на высоком военном совещании, что «эти стихи стреляют в спину Советской армии».
На частых встречах по лекторской путёвке, с солдатами, в гарнизонных клубах ,Владимир Войнович, говорил примерно следующее:
– Я, тов. солдаты, вообще-то говоря, прозаик. Но читать прозу не буду, боюсь, вам покажется скучно. Я вам лучше почитаю свои стихи. Я ещё сравнительно недавно был таким же, как вы, солдатом и о своей службе написал стихи.
Стихам моим повезло больше, чем моей прозе.
Одно из них, которое стало песней, пропел с трибуны Мавзолея Никита Сергеевич Хрущёв, а другое отметил в своём выступлении ваш главный начальник, министр обороны Маршал Советского Союза товарищ Малиновский, как отметил, я конечно не говорил.
После такого выступления в зале устанавливалась полная тишина, солдаты открывали рты, а замполит приосанивался, вот, мол, какую птицу удалось ему заманить в этот отдалённый гарнизон.
Я читал стихи разные, но последнее, на закуску, как раз то, которое Маршал отметил: «Стихи о разборчивых девушках» («В сельском клубе начинались танцы»).
Строгие ревнители поэзии найдут (и справедливо) в этом стихотворении массу недостатков. Но солдатам оно нравилось. Солдаты били в ладоши, стучали сапогами в пол и даже кричали «бис».
А замполит, которому стихотворение чем-то не нравилось, тоже хлопал, да и как ему было не хлопать, если сам маршал Малиновский отметил.
А я, признаюсь, каждый раз удивлялся: неужели никто из этих замполитов, не говоря уже о прочих военнослужащих, не читает «Красную Звезду»?
Один осведомлённый всё же нашёлся. Но это было уже в самом конце моей двухмесячной службы на военных сборах. Он тоже сначала хлопал, потом перестал, потом посмотрел на меня с испугом и не очень уверенно сказал:
– Мне кажется, я эти стихи где-то читал.
– Это возможно, – сказал я, – они же опубликованы.
– Да, да, – согласился он и написал в моей лекторской путёвке:
«Лектор образно и ярко говорил о трудностях и лишениях воинской службы. Лекция прошла успешно».
А потом написал на меня донос в политуправление округа, что лектор в своём выступлении протаскивал чуждые нам идеи. Вот ведь какой двурушник. А ещё замполит.
1983 год.
Лев Баскин
Извините, комментарии закрыты.