ВАЛУИ

ВАЛУИ
У моего отца странное хобби для военного человека – он страстный грибник. Наверное, бравому морскому офицеру, хоть и в отставке, каковым является мой отец, больше пристало, например, коллекционировать кортики, или вставлять непостижимым образом в бутылки макеты кораблей, или, на худой конец, собирать марки. Но вы бы послушали, как он рассказывает обо всех этих волнушках, свинушках, подосиновиках и боровиках, как мягко и даже нежно он произносит эти названия, и как при этом светятся его слегка прищуренные от соленого морского ветра глаза. Этот огромный, веселый и очень смелый человек совершенно точно считает грибы если не мыслящими, то, во всяком случае, живыми существами.

Может быть, поэтому отец ест грибы редко, и все больше под водку.

Я не грибник, и в лесу бываю редко, но память о тех удивительных тихих охотах, на которые меня, мальчишку, брал отец, останется со мной до конца. Даже о той, на которой я впервые понял, что папа – не всесильное бесстрашное существо, а простой человек.

Мне было лет пять, а может быть, семь, и лес, без всяких оговорок, был для меня тем самым, в котором живет Баба Яга, бродит Леший, а где-то над озерцом плачет Аленушка. И что с того, что кое-где встречались кострища с разбросанным вокруг мусором – детское воображение не замечало их.

Мы шли неподалеку от опушки леса. Отец в своей соломенной широкополой шляпе, высоких сапогах, с корзиной и суковатой палкой в руках был похож на сказочного богатыря.

Я бежал впереди, заглядывая под каждый кустик. Мне хотелось скорее найти грибы и посмотреть, как обрадуется отец. И вот я выскочил на небольшую полянку, заросшую высокой травой, и обомлел:

– Папа! Грибы! Грибы! Грибы!

Вся полянка была сплошь усеяна огромными грибами с красивыми коричневыми шляпами и толстыми мясистыми ножками. Словно рать на поле брани, они стояли плечом к плечу и мужественно глядели на меня.

– Володька, ведь это валуи, – смеясь, сказал отец, и подковырнул один гриб палкой. Тот заскрипел, но с места не сдвинулся.

– Кто? – удивился я.

– Валуи. Они горькие, как касторка.

Для меня это был аргумент и железный приговор валуям – я-то любил съедобные грибы.

– Красавцы, – улыбнувшись, сказал отец, и мы пошли дальше. Я, слегка обескураженный, не забегал больше вперед.

Пели птицы, и в воздухе разливалась сладость. Я срывал пахучие цветы и старался высосать мед, но меда в них не было.
Валуи теперь встречались часто, я поддавал их ногами, как футбольные мячи.

Вдруг из-за деревьев раздались те слова, которые мне почему-то всегда было стыдно слышать, и на поляну вышли двое. Разбойники – в майках, на руках надписи и рисунки, а в глазах словно поселились чертики из книжки.

– Дай закурить, – хрипло сказал один из разбойников, тот, у которого чертики были побольше.

– Не курю, – глухо ответил отец.

– А что ж так?

– Не курю я, ребята, – повторил отец, как-то странно посмотрев на меня.

– А мы видели грибы, – вспомнил тот, у которого чертики в глазах были поменьше. – Тут, неподалеку. Пойдем, покажем.

– Ну что вы, парни, не стоит. Мы как- нибудь сами.

– Да здесь два шага всего!

Отец пожал плечами, и мы пошли следом за разбойниками.

– Вот!

Это были валуи.

Разбойник, у которого в глазах были маленькие чертики, принялся резво наполнять нашу корзину валуями, выдирая их из земли прямо с черными корешками, и я с изумлением увидел, как отец наклонился и тоже стал срезать валуи своим особенным самодельным ножичком.

– Вот и все, – сказал отец, с улыбкой приподнимая корзинку. – У, и не унесем. Спасибо, вам, ребятки!

Он пожал разбойникам руки и те ушли, растворились в лесу, словно их и не было никогда.

Отец поставил корзинку и, прислонившись к дереву, задумался. По его лицу бежали влажные капельки пота.

– Ну что, Володя, пойдем потихоньку, – встрепенулся отец, когда я уже собирался поторопить его. Он поднял корзину и вытряхнул валуи в траву.

– Папа, они на большую дорогу пошли?

– Что?

– Но ведь это были разбойники?

Отец не ответил, лишь улыбнулся, но совсем не весело.

Мы подходили к дому, когда сумерки уже влили в воздух прохладу, я нес букет полевых цветов, а в руках у отца была пустая корзинка.

Василий ГАВРИЛЕНКО