КОРОНАЦИЯ
( Почтовый детектив)
Антону Павловичу Чехову
В питейном заведении при вокзале немного было посетителей, а именно четверо – трое, по всему видно, завсегдатаи – за одним столом; один – поодаль, и этот одинокий – парень лет двадцати – основательно, кажется, нагрузился и дремал, уронив голову на грудь.
Троица же была разношерстная – первый похож на жандарма с бульдожьим лицом, второй – высокий худой в короткополой шляпе с тонким носом, а также красноносый коротышка с потухшими глазами.
Жандарм и худой упрашивали коротышку рассказать что-то.
– Чего вы ломаетесь, словно кисейная барышня, – сердито гудел жандарм. – Рассказывайте, коль уж начали.
– Да, – вторил худой. – В конце концов, иначе просто невежливо.
– Ну, хорошо, – сдался коротышка.
Он отпил из кружки пива, обсосал ус и начал:
– Я, господа, служу по почтовому ведомству и, должен признаться, работа моя не приносит мне большого удовлетворения.
Вернее сказать, вовсе не приносит. Скучно! Весь день, понимаете ли, в духотище, сиди, принимай письма, посылки. Сургучом воняет, мухи, опять-таки посетители, извольте заметить, назойливей мух, в общем – караул!
И вот сижу однажды в среду, и вдруг к окошку подходит… Ангел, господа, сущий ангел спустился с небес и снизошел до пыльной моей конторки! Шляпка – розочкой, губки – розочкой и вся она, понимаете ли, что этот цветок!
– Барышня, – говорю, – Вы с письмецом или с посылочкой?
А у самого спина распрямилась, плечи поднялись, чувствую, верите ли, что мне не пятьдесят с хвостом, а не боле чем восемнадцать!
– Письмо, – отвечает, а у самой – вы не поверите – глаза, словно мышки, шмыг-шмыг по сторонам. Боится, что ли, чего?
Подает конверт, адрес: «Петербург, Гороховая», а марки, прошу заметить, нету… Да без марки письмо не то что до Гороховой, до Задирай-слободки не дойдет!
– Барышня, – улыбаюсь я, – марочку штучную наклеить или по раздельности?
– Клейте штучную.
Ну, я выбрал – красивая, знаете ли, марочка, с каемкой и с рисунком, прошу заметить, Брюллова.
– Сколько с меня? – спрашивает.
Тут на меня, не поверите, эдакое гусарство нашло и я, улыбнувшись вот так, отвечаю:
– За счет заведения.
Гордо ответил, с расстановкой.
Она плечиками пожала и ушла, а мне, что называется, остались воспоминанья и письмо.
– Которое вы, конечно, тут же и распечатали, – хихикнул худой.
– Нет, что вы, – испугался коротышка. – Не тут же… Но, знаете, работа – сущий ад, скука – хоть сургучом себя припечатай и в какой-нибудь Петербург либо Париж бандеролью отправь! Опять же – красивая барышня, из конторы еще не выветрился аромат духов. Когда еще посетит такое «чудное виденье»?
Короче, вскрыл я письмо и вот тут-то, господа, и начинается самая суть истории, или, ежели хотите, тайна.
Он умолк, глядя на слушателей заблестевшими глазами.
– Да говорите же, не томите, – взмолился жандарм.
– Вскрыл я письмо, – продолжал коротышка, – а там – листок бумаги и на нем написано «Сегодня».
Он опять умолк и приложился к пиву.
– Ну, дальше, – одновременно взвыли худой и жандарм.
– А это все, господа, – улыбнулся коротышка. – Больше в письме ничего не было.
– Как – только «Сегодня»? – ахнул худой.
– Именно так.
– Чушь какая-то, – произнес жандарм.
– Я тоже так подумал, – согласился коротышка.
– Постойте-ка, – раздумчиво протянул худой. – Когда, вы сказали, барышня подала вам конверт?
– В среду.
– Четыре дня назад. А сколько дней, позвольте узнать, идет письмо до Петербурга?
– Четыре, – ахнул коротышка, – Получается….
– Да, – почти крикнул худой. – Получается, что «сегодня» – это сегодня!
– Вот так прелесть-загогулина, – уважительно прогудел жандарм.
Друзья замолчали, размышляя над «прелестью-загогулиной».
– Постойте-ка, – не унимался худой. – А ведь сегодня в Петербурге – что?
– Проклятье! – побледнев, вскричал жандарм и вскочил. – Ведь сегодня коронация!
От крика проснулся молодой человек за соседним столиком.
– Что такое?
Он осоловело осмотрелся.
– Что вы только что сказали? – обратился он к жандарму, протирая глаза.
– Сегодня, говорю, коронация, – пробасил жандарм. – Проклятые бомбисты готовят покушение…
– Сегодня…
Молодой человек недоуменно хлопал глазами, но вдруг лицо его просветлело.
– Сегодня моя свадьба! – вскричал он. – Как я мог?
Он пулей вылетел из заведения, и подметки его штиблет весело застучали по ступенькам.
Жандарм медленно опустился на стул. Друзья молча прихлебнули из кружек.
– Н-да, – вздохнув, сказал коротышка. – Если бы меня такая барышня ждала у алтаря, я бы перед этим алтарем целый год бы денно и нощно дежурил.
– Но письмо-то ушло в Петербург, – забеспокоился жандарм.
– А полноте, – протянул коротышка и, вынув из кармана конверт с Брюлловым на марке, бросил на стол. – Я оставил его на память. Уж очень милая была барышня.
– Не только милая, но и чертовски умная, – сказал худой, – Это ж надо – предусмотрела, что забывчивый ее жених будет сегодня именно здесь и то, что наш доблестный почтарь имеет обыкновение вскрывать и хранить письма от красивых женщин.
– Да, – вздохнул коротышка, пропустивший последнее замечание мимо ушей. Всю свою жизнь он был одинок и никогда не получал никаких писем.
Василий ГАВРИЛЕНКО
Извините, комментарии закрыты.