МЁРТВЫЕ СТРАНИЦЫ
– Нельзя, – она прижимается спиной к белой двери, за которой шумит вода.
– Мне просто руки вымыть…
– В ванную пока нельзя.
Склоняет серьезную голову с кустом разноцветного беспорядка вместо прически. Странная.
Мы познакомились сегодня вечером, в парке. Я, как обычно, шатался по городу, заливая коньяком из фляги хроническую усталость от бытия. Онегин, Печорин и Тихокончеев. То есть я.
Светлый расплывчатый силуэт прогуливал по голубым сугробам тень черного дога. «Как зовут пса?» – спросил я со скуки. «Пес», – ответила девушка, и я посмотрел на нее внимательнее. Вскоре выяснилось, что имя хозяйки Пса Милана, я опоздал на метро, а она живет одна в однушке спустя три дома отсюда.
И у нее есть коньяк.
У подъезда дог сорвался с поводка куда-то в темные дворы. «Пускай себе. Потом сам придет»…
Легко и непринужденно.
– Окей, босс, – я делаю вид, что не обиделся.
– Не дуйся. Пойдем, кое-что покажу!
Ее холодная ладошка сжимает мою руку, увлекая в комнату. Обстановка мне странно знакома: маленький телевизор на вкрученной в стену подставке, оранжевые обои и золотистые шторы словно хотели что-то сказать, но внезапно потеряли память.
В темноте большого монитора несутся в пространстве разноцветные звезды. Она нагибается над экраном, щелкая мышью.
– Смотри… недавно группу интересную нашла. «В контакте».
– Разве на этой помойке может быть что-то стоящее?
– Мертвые страницы.
– Что?
– Группа называется «Мертвые страницы». Сборник страниц юзеров, покинувших бренный «реал».
Страница выглядит как форум, где каждое сообщение – ссылка на страницы “ушедших”, как их здесь называют, плюс краткая история смерти их обладателей.
– Большинству ребят от двадцати до тридцати. В большинстве – жертвы происшествий, убийств или болезней. Есть и самоубийцы. В основном, вешаются или выбрасываются.
Передо мной мелькают молодые лица. Почти все они улыбаются. Внутри веет зябким ветерком осеннего кладбища – я словно рассматриваю таблички могил на кладбище молодых.
– Мы уйдем, но после нас останутся шрамы, – тихо напевает она под нос и вдруг улыбается, – или странички «в контакте».
– Обожаю бродить по их страницам, – она уже давно не смотрит на меня, жадно следя за сменой картинок и текста, – как будто гуляешь по еще плывущему «Титанику»…
Я читаю их любимые цитаты:
«Жизнь – очередь за смертью, но все равно, кто-нибудь постоянно лезет без очереди»…
«Она всегда и всюду опаздывает. Она опоздает даже к самому Господу Богу на небеса».
«Какие минуты были самыми важными в твоей жизни, узнаешь, когда уже поздно».
«Всё что ни делается, всё к лучшему».
У этих затертых фраз здесь появилось особенное эхо.
– Единственный вопрос, который интересует всех по-настоящему, – она снова берет мою руку в ледяную ладонь. – Что там? – она снова улыбается, и по моей спине бежит поток мурашек. – Забавно, правда?
– Веселенькое у тебя хобби…
– Это не хобби…
– Стой… – я вглядываюсь в экран.
«Владимир Тихокончеев».
«I hate myself and I want to die».
Моя страница. Здесь. Моя страница.
– Что за дебильные шутки…
– Это не…
Я перевожу дух, вырываюсь из ее длинных пальцев-водорослей, бегу из комнаты и распахиваю белую дверь.
В переполненную ванну туго бьет струя воды из крана. Я смотрю на собственное скорчившееся голое тело с нелепо торчащими руками и откинутой головой. Распоротые запястья похожи на открытые кровоточащие рты, на голубом кафеле жирные темные пятна.
Шум воды расползается в глухой черный гул. Я пячусь прочь из этого жуткого места; она стоит у компьютера, сложив руки на груди.
– Эта квартира… – хриплю сквозь наждачное горло.
– Твоя, – она внимательно смотрит мне в глаза. Реальность становится горячей, дрожит, расплывается и течет по щекам крупными жгучими каплями.
– А ты… – бормочу я.
Она щелкает мышью.
– А вот я.
«Милана «Счастливая Невеста» Евграфова
«Танцуй, будто никто не видит, пой, словно никто не слышит, люби, как в последний раз».
«Обновлено 248 дней назад».
– Я готовилась к свадьбе. Чтобы жить долго и счастливо, умереть в один день, – она умолкает на пару секунд, – утром за три часа до лимузина включенный фен упал в ванну. В ванне была я. Забавно, правда?
– А почему… мы с тобой?
– Извини, пришлось имплантировать тебе искусствнное воспоминание о нашем знакомстве. С таким как ты, нужна предварительная работа.
– С какими?
– С трусами, – она устало вздыхает, – вы все время сомневаетесь… Живете – боитесь. Умираете – боитесь. Всю жизнь ноете, что жизнь – это ад. Так что вот, – она машет рукой на дверь в прихожей, – вперед и с песней. Пошли.
Портал из реальности в Неизвестность, обитый пухлым коричневым кожзаменителем, смотрит на меня надтреснутым глазком.
Стальной язык замка уходит в сторону, Милана щелкает фиксатором.
– Кстати, твой дверной замок называется «Цербер». Забавно, правда? Ну, идем, чего встал?
– Я…
Она оказывается рядом и вдруг наотмашь бьет меня по щеке.
– Подожди…
Рука у нее тяжелая. От града пощечин мою голову мотает в разные стороны. Я зажмуриваюсь, закрывая лицо руками.
– Да подожди ты…
– Тряпка…
– Хватит! – ору я во все легкие, но слышится лишь слабое поскуливание.
– Очнулся болезный!
Я с трудом разлепляю веки, утыкаясь взглядом в круглое ласковое лицо. От женщины в голубом халате, склонившейся надо мной, пахнет лекарствами, спокойствием и добротой.
– Тихо, тихо, родной… Капельницу не вытащи… как очухаешься, соседям свечку за здравие поставь. Это они «скорую» вызвали. Примчались к тебе, когда из твоей квартиры заливать начало. Дверь слава богу, открытой оказалась… да не вертись ты…
На прохладных стенах палаты дрожат теплые квадраты нового дня. В окне синеет лоскут апреля.
Он похож на почти забытый детский смех.
Александр Кудрявцев
Извините, комментарии закрыты.