НЕ РАЗВЕДЕННЫЕ ИСТОРИЕЙ

НЕ РАЗВЕДЕННЫЕ ИСТОРИЕЙ

Евгений Евтушенко и Белла Ахмадулина

К началу 90-х годов, когда в стране, переживающей политические, экономические и социальные катаклизмы, начали резко падать книжные, журнальные и газетные тиражи, становилось всё труднее удерживать читателя. Казалось, ещё недавно мощные государственные издательства, справедливо гордившиеся многолетней историей, обладающие крупными полиграфическими комплексами, как-то быстро, под натиском расплодившихся конкурентов в виде различных СП — совместных предприятий — и резко выросших цен на бумагу, краску и прочее, начали терять устойчивые позиции на книжно-журнальном и газетном рынке. Жёсткая борьба за выживаемость в условиях финансовой нестабильности и всё возраставшей конкуренции продолжалась не один год: отсюда — уже без оглядки на кураторов из ЦК — издание сборника скабрезных частушек «Молодой гвардией» и его поспешное дублирование «Советским писателем»; «Худлит», специализировавшийся на отечественной и зарубежной классике, берётся за выпуск песен убитого в скандальной потасовке И. Талькова; «Детская литература», забыв о профиле и предназначении издательства, спешит порадовать трёхтомным собранием детективов братьев Вайнеров.

Тогда же раскрученная ещё при жизни Юлиана Семёнова первая в Советском Союзе частная газета «Совершенно секретно», популярная и ныне, хотя тираж её заметно снизился, публикует любовную исповедь знаменитого Евгения Евтушенко. Спустя годы поэт сделает её одной из глав в книге мемуаров «Волчий паспорт», изданной в серии «Мой XX век». Книгу отрецензирует в «Литературной газете» Алла Латынина. Название её статьи — «Ему аплодировали стадионы и президенты. А теперь он преподаёт в заштатном американском колледже» — показалось автору оскорбительным.

Под стать заголовку и содержание рецензии. Небольшая цитата из неё: «Надрывная исповедальность порой способна шокировать. Кто, кажется, тянет за язык расписывать, как ударил в живот беременную жену и как она этого не простила.

Но “кто тянет” — понять легко. Литературная установка. Искренность как литературный приём. Это отнюдь не обвинение — это нормально. Писатель на то и писатель, чтобы создать книгу. Он не клянётся на Библии говорить правду, и только правду, он не свидетель на суде, и он не на исповеди у священника. Всякий мемуарист мифологизирует себя и время. Весь вопрос в том, как он это делает и зачем».

На моих глазах в Доме литераторов в день прощания с Анатолием Рыбаковым А. Латынина пыталась объясниться с обиженным поэтом. Но он отказался разговаривать с нею.

За годы общения с Евгением Евтушенко были поводы коснуться многих персонажей, о которых пишет автор «Волчьего паспорта». Белла Ахмадулина, «тёплая снегурочка», как назовёт её уже в предзакатную пору так и не разлюбивший её Евтушенко, поэтический феномен, едва ли поддающийся разгадке.

«Исповедь перед путчем» — это три больших любви, бесстрашно рассказанные Маше, ещё не жене и даже не возлюбленной, просто близкой, родной душе, в момент, когда жизнь показалась переломанной настолько, что «меня самого почти не осталось».

Книжные страницы перелистывал спокойно, радуясь поэтической зоркости автора, его умению творить образы с волшебством большого художника. «Исповедь» начинается с описания августовской ночи на даче в Переделкино, где две московские сторожевые собаки (одна из них — Бим, крупный лохматый пёс, принадлежащий Евтушенко, а вторая — такая же косматая и большущая, как страдающий от неутолённой физиологии Бим, — его любимая за соседним штакетником). Оцените сочное бунинское письмо! «Собаки плакали слезами большими, как августовский крыжовник. Луна была щедрая, и в её холодном разливистом свете поблёскивали зелёные лампочки редких в том году яблок, янтарные бусы облепихи, агатовые ожерелья чёрной смородины, влюблённые таза собак, полные слёз, и роса на стеблях травы — как маленькие глаза земли»

В доме — спящие маленькие дети поэта и их мама. «Моя жена Маша спала, и только голубые жилочки под прозрачной кожей её северного лица не спали, пульсировали, трепетали, будто крошечные ручейки под тончайшим первым льдом, и у меня перехватило дыхание от любви, как тогда, когда мы остались с ней наедине пять лет тому назад в карельской избушке на курьих ножках, и белая ночь заливала трепещущим сиянием комнату, и сама Маша была похожа на белую ночь с озёрами глаз, и я боялся её поцеловать, словно мои поцелуи могли разрушить её — как видение, сотканное из тумана».

Столь же многоцветна образная палитра Евтушенко и когда он рисует портреты прежних жён. Белла Ахмадулина была первой…

«У неё были раскосые глаза сиамской кошки, снисходительно позволяющей себя гладить, но не допускающей посторонних в свои мысли, скрытые под мягкой, но непроницаемой шерстью, и голос соловья, который издавал колоратурное журчание изнутри неё.

Она выглядела не как реальная женщина, а как произведение, созданное невесомой кистью Боттичелли».

Мемуарные страницы проглатываются легко. Молодой Евтушенко распахнут и освежён силой поэтического темперамента, талантом и временем послесталинской свободы, которое он олицетворял вместе с другими шестидесятниками. Читала ли его исповедь Ахмадулина? Не знаю.

Художник и сценограф Борис Мессерер, последний муж «Беллы Первой», не любил Евтушенко и немало постарался, чтобы имя поэта исчезло над произведениями, которые ему были посвящены. Всё, связанное с Евтушенко, «затушёвывалось» в том круге, где сияли уже другие звёзды.

Нас когда-то венчала природа, и ломали нам вместе крыла, но в поэзии нету развода — нас история не развела.

…Ты и в тайном посадочном списке, и мой тайный несчастный герой, Белла Первая музы российской, и не будет нам Беллы Второй.

Строки, написанные ещё при жизни Беллы. Бывая на вечерах Евтушенко в Политехническом, я ни разу не видел там Ахмадулиной. Не бывал и Вознесенский. Однажды пришёл Окуджава. Совместное поэтическое прошлое давно превратилось в легенду и осталось запечатлённым в документальных кадрах фильма Марлена Хуциева «Застава Ильича». Даже в годы перестройки Белла Ахмадулина держалась несколько отстранённо от друзей юности. Журналисту Феликсу Медведеву, устроившему на даче Евтушенко встречу четырёх знаменитых поэтов, не удалось уговорить принять участие в ней Ахмадулину. Яркая обложка январского «Огонька» (1987) с Евгением Евтушенко, Булатом Окуджавой, Робертом Рождественским и Андреем Вознесенским — это тоже из разряда легенд. Уже иного времени, обещавшего так много каждому, кто хотел верить в перемены.

«Волчий паспорт», изданный тиражом 15 ООО экземпляров, не сравнить с выпусками газеты «Совершенно секретно», рассчитанной на аудиторию в несколько сотен тысяч читателей. Ещё меньше тиражи у других мемуаристов, писавших о Белле Ахатовне. Замечательный портрет «прекрасной, пленительной Беллы» оставил драматург Юлиу Эдлис. Его книга «Четверо в дублёнках и другие фигуранты; Записки

недотёпы» — память о том времени, которое уже никогда не повторится. Со многими шестидесятниками автор не только был знаком, но и поддерживал дружеские отношения на протяжении долгих лет.

Вот несколько фрагментов из тёплого мемуарного сочинения Эдлиса: «Белла Ахмадулина, безусловно, была некоронованной королевой всего содружества шестидесятников. Она появилась в русской поэзии так же, казалось, естественно, легко и радостно, как Афродита из пены морской… Вязь и кружева её мелодий отдавали как бы хрупким, изысканным воспоминанием о Серебряном веке отечественной поэзии, его эхом, что, нимало не умаляя её поэтического языка, ставит её в один ряд с поэтами начала прошлого столетия… Родниковой чистоты лирик, Белла бесстрашно погружается в глубины собственной души, в самые её потаённые “terra incognita”, современному внешнему миру просто там нет места, а стало быть, он для неё как бы и не существует вовсе».

Точными характеристиками награждает автор Евтушенко и Вознесенского. Он высоко оценивает их значение в русской поэзии. Интересны и сделанные штрихи к общественному поведению честолюбивых друзей-соперников: «У них можно найти много общего — не в поэтике, не в ритмах и рифмах, а в общественной их доле, в маятниковом — направо-налево, налево-направо — их способе приспособления к жизненным обстоятельствам. Но и разница меж ними очевидна: Евтушенко всё и всегда делал открыто, нараспашку, даже демонстративно нараспашку, грешил на миру, но и вслед за каждым — вынужденным или добровольно содеянным — сомнительным поступком каялся, и тоже открыто, на миру. Вознесенский же и честные, добрые свои поступки, и те, за которые приходилось краснеть, делал как бы из тенёчка, и всё ему так или иначе сходило с рук. За примером недалеко ходить — он дал в «Метрополь» стихи, предварительно, буквально накануне публичного обнародования альманаха, напечатав их в журнале «Дружба народов», то есть получив тем самым на них разрешение цензуры, чем и свёл риск к нулю».

В декабре 2009 г., во время очередного приезда Евтушенко в Брянск, я показал Евгению Александровичу в гостиничном номере книгу Эдлиса. Молча полистав, он попросил подарить её: воспоминания переделкинца, писавшего не только пьесы, но и прозу, а также работавшего в кино, были ему незнакомы.

Эдлиса не стало в том же декабре. Ахмадулина, портрет которой написан с большой нежностью и любовью, переживёт его ровно на год: «Мы все постарели, Белла же Ахатовна — во всяком случае, для тех, кто любит её — остаётся неизменной, такой же, как всегда — обворожительной и преисполненной чувства достоинства и долга каждого истинного поэта, она продолжает писать, печататься, верна себе и своему высокому долгу, не помышляет сдаваться и менять особость своей жизни, которая — и нет в моих словах ни осуждения, ни упрёка — похожа на сочинённый и играемый ею самою “спектакль одного актёра”».

Эпизоды незабываемых встреч с Беллой передаёт Татьяна Кузовлёва в книге «Мои драгоценные дни» (Нижний Новгород, издательство «Деком», 2013). В «закоулки памяти» успел заглянуть журналист и писатель Леонид Шинкарёв. В томе воспоминаний «Старая рында» (книга вторая) (М.: Собрание, 2016) он благодарно делится драгоценными часами и минутами неповторимого общения с Беллой, начавшегося 18 июля 1972 г. на дне рождения Евгения Евтушенко в Переделкино. Поэт отмечал сорокалетие.

Белле было тогда 35…

Её последний юбилей проходил в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина 9 апреля 2007 г. Десятилетием раньше чествование состоялось в МХТ им. А. П. Чехова. Память того торжества — приуроченное к 60-летию Беллы роскошное трёхтомное собрание её сочинений, помещённое в прочный футляр тёмно-зелёного цвета. Тома — в красивых суперобложках. К юбилейному изданию, выпущенному по замыслу Б. Мессерера, прилагается фотоальбом, запечатлевший Ахмадулину с её многочисленными звёздными друзьями. Евтушенко среди них нет.

Однажды во время телефонного разговора с поэтом он почему-то заговорил об этом трёхтомнике. Запомнил, как высоко оценивал Евтушенко поэзию, включённую в 1-й том и довольно прохладно — всё остальное, вошедшее в два других. Любя Ахмадулину и её стихи, написанные в молодости, Евтушенко был аналитически строг, размышляя о её творчестве. Стоит перечитать его рецензию на сборник «Уроки музыки», чтобы убедиться, как мастерски разбирает он форму и содержание стихотворений.

«Любви и печали порыв центробежный» — так называется статья-рецензия, напечатанная впервые в 1970 г. в июньском номере журнала «Дружба народов». Хлёсткое, запоминающееся начало предполагает: разговор о книге — серьёзный, без скидок на молодость автора: «Ненавижу слово «поэтесса». Сразу возникает нечто призрачно-бесплотное, выводящее трогательности в альбомчике с золотым обрезом. Договоримся называть женщин, пишущих настоящие стихи, поэтами, ибо мастер есть мастер, и в искусстве не бывает скидок на слабость пола. И Белла Ахмадулина одна из немногих женщин, имеющая полное право на звание поэта, а не поэтессы».

Об этом же пишет и Павел Антокольский в предисловии к небольшому однотомнику, изящно изданному «Художественной литературой» (1975): «Дарование по-мужски сильное, ум по-мужски проницательный. Я говорю не о мастерстве, не о технике, манере или стиле. Говорю о большом, коренном. О нравственном напряжении растущей на наших глазах личности. О постоянно бодрствующем чувстве времени, истории, своего служенья людям. И если при этом Белла Ахмадулина хороша собой и обаятельна, то одним этим и ограничена её принадлежность к «слабой» половине человеческого рода. Она поэт, а не поэтесса».

Антокольский — редактор первой книги Ахмадулиной «Струна» (1962). Вышедшая тиражом 20 ООО экземпляров, она давно стала раритетом. Видимо, не случайно «Российская газета» приурочила к 50-летию её выхода публикацию Д. Шеварова в рубрике «Календарь поэзии». Её автор, бережно перелистывающий «невесомый сборник за 14 копеек», ровесник издания, не может скрыть восторга: «Разве не счастлив тот, кто может окунуть лицо в этот сборник… Какая из нынешних книг, так броско упакованных в глянец, сможет поведать через полвека нашим внукам: меня любили, мной дорожили до слёз, меня носили на руках, прятали на сердце…» И я горжусь тем, что книги Беллы Ахмадулиной сопровождают большую часть моей жизни. Помимо «Струны» и «Уроков музыки», за стеклянными дверцами книжного шкафа примостились рядышком «Метель» (1977), «Свеча» (1977), «Сны о Грузии» (1979), «Тайна» (1983), «Сад» (1987), «Избранное» (1988)… Дороги и другие издания Б. А. Выходившие нередко, но и не часто, они всякий раз становились событием для почитателей небесного дара Ахмадулиной.

Размышления о поэзии Беллы Евгений Евтушенко включил в книгу статей «Талант есть чудо неслучайное» (1980). Это название подходит ко всему написанному им о «диве, моднице, рыцаре, артистке». А писал он о ней, можно сказать, всю жизнь: «Не надо слишком идеализировать взаимоотношения “шестидесятников”. Нас стравливали иногда конкретные организации, а иногда — собственные амбиции и ревность. Но никто из нас не переставал любить Беллу, её стихи, и она не переставала (хотя порой тайно) любить всех нас вместе, будучи тем, что нас почти неощущаемо, но всё-таки скрепляло».

И ещё об исповеди поэта, с которой начинаются эти заметки. В путешествие по Десне (август 1999), в котором принял участие Евтушенко, я захватил его книгу «Стихи разных лет». Однотомник, изданный «Молодой гвардией», когда автору исполнилось 27 лет, и он ещё был членом ВЛКСМ (!), состоит из 4-х разделов. Вошла в него и поэма «Откуда вы?». 4-ый раздел — «Стихи о любви». Большинство из них посвящены Белле («Моя любимая приедет, меня руками обоймёт…», «Стихотворенье надел я на ветку…», «Обидели. Беспомощно мне. Стыдно…», «От меня не укроется: если спорим, грубим…»). Больше всего в любовном цикле книги мне нравится «Вальс на палубе». Это не стихотворение — маленькая поэма. Читая его, я представляю жизнь двух поэтов, подаривших вечности столько прекрасных строк и сделавших всех нас чуточку счастливее.

… От музыки и от воды плеск,

звоны.

Танцуют музыка и ночь друг

с другом.

И тихо кружится корабль,

мы,

звёзды, и кружится весь океан круг

за кругом.

Туманен вальс, туманна ночь, путь

дымчат.

С зубным врачом танцует кок

Вася.

И Надя с Мартой из буфета чуть

дышат — и очень хочется, как всем, им

вальса.

Я тоже, тоже человек, и мне

надо, что надо всем.

Быть одному

мне

мало.

Но не сердитесь на меня вы,

Надя,

и не сердитесь на меня вы,

Марта.

Да, я стою, но я танцую!

Я

в роли

довольно странной, правда, я в ней

часто.

И на плече моем руки нет вроде, и на плече моем рука

есть

чья-то.

Ты далеко, но разве это так

важно?

Девчата смотрят — улыбнусь им

бегло.

Стою — и всё-таки иду под плеск

вальса.

С тобой иду! И каждый вальс твой,

Белла!

С тобой я мало танцевал, и лишь

выпив, и получалось-то у нас – так слабо.

Но лишь тебя на этот вальс я

выбрал.

Как горько танцевать с тобой! Как

сладко!

Курилы за бортом плывут…

В их складках снег

вечный.

Атам, в Москве, — зелёный парк, пруд,

лодка.

С тобой катается мой друг, друг

верный.

Он грустно и красиво врёт, врёт

ловко.

Он заикается умело.

Он

молит.

Он так богато врёт тебе итак

бедно!

И ты не знаешь, что вдали, там,

в море, с тобой танцую я сейчас вальс,

Белла.

Тамбов

Евгений ПОТУПОВ

«Журнальный мир» 2023/№7