Время светлых ночей
Отрывок из рассказа.
В отделении тоже все знали о предстоящем мероприятии и готовились к нему. Игнатьев в таких случаях не требовал обязательного нахождения здесь, но на всякий случай объявил, что после обеда на работу можно не выходить.
Около десяти часов дня у конторы, располагавшейся в обычном, разве чуть большим по размеру доме, остановились студебекер, привозивший из райцентра почту, и гусеничный вездеход. Из них вылезли с десяток человек, четверо из которых направились прямо в кабинет Игнатьева.
Виктор Михайлович двоих сразу узнал. Это был начальник отдела коммерции морского порта поселка Дальний Андрей Гераськин – давний его знакомый – и фотокорреспондент районной газеты «Северянин» Михаил Примочкин. Первый представил остальных:
– Знакомьтесь, сотрудник гидробазы Артем Матюшин и журналист окружной газеты «Советская Чукотка» Митрофан Колесников.
Игнатьев понял, что Гераскин и Матюшин как раз и есть члены партийной комиссии, прибывшей по его делу. Что касается остальных приехавших, уже разбежавшихся по селу, то это были уроженцы Нового Санино, или их родственники из райцентра, явившиеся по поводу привоза первого кита, праздника, который никак не мог пойти мимо их внимания.
– Кита ждем к обеду, после полудня.
– Да ты не торопись, мы с ночевкой, поэтому устрой пока нас, а обсудить успеем, заверил его Гераськин.
Они еще поговорили о районных новостях, после чего хозяин кабинета встал с места.
– Тогда решим так, – сказал он тоном не терпящим возражений, – Сейчас идете в дом для приезжих, – так у нас называют гостиницу, – устраиваетесь, потом собираемся на берегу и там, если нужно будет, решим об остальном, либо я зайду к вам сам. Дина, – позвал он секретаря, – проводи товарищей в гостиницу, а я позвоню Симе Непенеут, – она у нас там ответственная, – чтобы приняла вас. А мне еще нужно отдать распоряжения. – И стал названивать местным службам.
Впрочем, все давно знали свои места и были готовы каждый на своем месте встречать, разделывать и распределять китовую тушу.
Около полудня ему доложили, что «Звездный», – так называлось промысловое китобойное судно, снабжавшее все прибрежные села северо-восточной Чукотки китовым мясом, – вошел в форватер ворот бухты. Игнатьев быстро оделся и поспешил на берег.
Бухта хорошо просматривалась почти со всех точек села, поэтому корабль на горизонте увидели многие. Первыми на берег высыпали дети. Большинство из них были уже на каникулах, хотя школа еще работала. Там заканчивались выпускные экзамены. Именно из школы, стоявшей на небольшом возвышении в центре и открывался наиболее красивый вид на ворота бухты. Поэтому вслед из дверей школы потянулись и старшеклассники во главе со своими учителями. Был среди них и директор школы Марк Львович Боркович, невысокий полноватый мужчина, давно засидевшийся здесь в директорах и которому прочили скорый перевод на повышение в райцентр. Они заняли одно из покрытых травой возвышений и тоже стали наблюдать за происходящим.
Со всех домов к берегу потянулись люди. Большинство местных несли за спиной или в руках большие жестяные или пластиковые ведра для мяса и китового жира. Охотники, оставшиеся в селе, пришли с разделочными ножами. Часть из них по распоряжению Сивухтыкака направились к двум вельботам уже спущенным на воду и стали заводить моторы. Вскоре навстречу кораблю двинулись от берега и две маленькие лодки, какими они казались отсюда.
Китобоец остановился, не подходя близко к берегу. Теперь хорошо были видны его мачта и обводы корпуса, по обе стороны которого из воды виднелись две темные китовые туши. Они были накачены воздухом, поэтому не тонули.
В это время со стороны села затарахтел мотор. Оттуда по скату осторожно спускался трактор. На него почти никто не обратил внимание, потому что внимательно следили за дальнейшим следованием событий.
Вельботы приблизились к кораблю и люди, сидевшие в них, стали производить какие-то действия с одной из плавающих туш. Затем, став параллельно, вельботы двинулись к берегу. За ними на небольшом расстоянии на буксире тянулся убитый кит.
– Кстати, – раздался рядом с Игнатьевым чей-то голос. Он обернулся. Рядом стоял анадырский корреспондент, – согласно международной конвенции, подписанной северными странами Европы, Америки и Советским Союзом, серого кита, как занесенного в Красную книгу, по строго указанному лимиту разрешено добывать только местному населению и исключительно на его личные нужды. А у нас его забивают китобойцем. И большая часть мяса идет потом на зверофермы…
Он хотел еще что-то сказать, но Игнатьев перебил:
– Что вы хотели? Они же у нас с появлением централизованных сельхозорганизаций сами перестали охотиться на китов с байдар. А с вельботов даже не пробовали. К тому же зачем рисковать жизнями людей.
– Между прочим, лишение коренных жителей севера традиционных занятий, промыслов и образа жизни ведет к деградации. Процесс адаптации к современной цивилизации – процесс очень медленный и насильственное его ускорение приводит совсем не к тем результатам. Например, как это произошло с американскими индейцами или австралийскими аборигенами.
– Вы об этом тоже пишете в своей газете?
– Нет, что вы, – ответил Колесников. – Хотя определенные публикации преследуют и эту цель.
В это время охотники со своим грузом приблизились к берегу. Один из них перебросил фал на прибрежную полосу. Его подцепили к подъехавшему трактору и тот, напрягшись, потащил тушу морского млекопитающего на берег. Сначала из воды показался большой раздвоенный хвост животного, а вскоре и весь кит оказалась на прибрежной гальке. Трактор еще чуть-чуть протянул его дальше и остановился. Тракторист вышел из кабины, чтобы отвязать трос. Игнатьев прокричал ему, чтобы отъехал подальше и не мешал. Тот услышал и согласно кивнул.
Корреспондент из окружной столицы пошел вниз, чтобы рассмотреть все поближе. Рядом с ним появился и Примочкин, то и дело направлявший объектив своего фотоаппарата то на тушу кита, то на окруживших её людей.
В это время на ближайшем пригорке раздались удары бубна. Танцевальный ансамбль Новосанинского дома культуры «Ветерок» в полном составе начал свое выступление. Двое мужчин, среди которых был и Салико – вторым был учитель рисования, местный художник Владислав Назалик, – расположились по краям, ударяли в бубен и издавали гортанные певческие звуки. Стоявшие в середине девушки и женщины в украшенных узорами комлейках совершали руками и ногами определенные согласованные движения. Это был танец, хорошо известный жителям поселка по предыдущим концертам этого коллектива. Зрелище завоза первого в году кита и сопровождающие его мероприятия здесь давно стали традиционным праздником, который всенародно отмечался в селе.
Игнатьев посмотрел вокруг. Вдалеке, на самом краю, примыкающего к поселку возвышенной части берега он увидел Марину и стоящего рядом с ней сына и помахал им рукой. Рядом с ними стоял Павленко с женой Верой, секретарем сельсовета. Они тоже заметили его и подняли в ответ руки. Немного в стороне стоял сам председатель сельского совета Нанук. Отдельными группами расположились работники других подразделений. Приезжие из райцентра тоже виднелись в некотором отдалении. Среди них были и члены парткомиссии.
Игнатьев снова повернулся в сторону «пляжа», оторвавшись на некоторое время от обзора зрителей, уставившись, как и все, на лежащую на берегу тушу. Зрелище огромного, непропорционально большого для неподготовленного постороннего взгляда тела морского млекопитающего, приковывало к себе все внимание. На берегу кит выглядел темно-серой грудой, нелепой и непонятной, как лежащая на разделочной доске громадная рыба, лишенная своей родной среды обитания – воды. Это ее несоответствие всей окружающей сухопутной жизни, какая-то беспомощность и поражали прежде всего.
Первыми начали резать тушу прибуксировавшие ее охотники. Сначала они отрезали края хвостовых плавников. И взяв отрезанные куски, понесли в сторону. Именно они считаются одним из главных деликатесов у приморских жителей Чукотки. Затем к туше подошли несколько мужчин с прикрепленными к палкам массивными изогнутыми ножами и этими инструментами, скорее похожими на секиры стрельцов, стали разрезать на участки его толстую кожу и отворачивать большие лоскуты жира по обе стороны туши, обнажая открывшееся под ними китовое мясо. Они как бы дали сигнал остальным. Со всех сторон к разделываемой туше стали спускаться люди, в основном женщины. Пространство вокруг запестрело разноцветными комлейками. Они небольшими ножами, принесенными с собой, отрезали куски мантака – китового жира с кожей – и укладывали в свои саквояжи и ведра. Затем вырезали из туши кусок мяса и тоже ложили туда. Заполнив свои рюкзаки, они отходили в сторону, а на их место становились другие.
Игнатьев вспомнил, как в первый увиденный им завоз кита он тоже принес с собой домой кусок китового мяса и мантака. Жена Марина понюхав его «добычу» наотрез отказалась что-нибудь из нее готовить.
– Рыбой пахнет, – заявила она.
Виктор обиделся, он знал, что китовое мясо тоже съедобно и даже когда-то продавалось в магазинах у него на родине в консервированном виде. Взяв мясорубку, он перекрутил его на фарш, положил в холодильник и почти две недели сам делал котлеты, которые жарил и ел. Мантак, тонко порезанный и с приправой он тоже употребил и пришел к выводу, что все это вполне съедобно. Марина с усмешкой смотрела на то, как он почти ежедневно запихивал в рот на завтрак китовые котлеты. Но Виктор не сдался, стоически вынес все усмешки жены и был очень доволен, что продукт не пропал. Правда после этого он больше дары моря домой не приносил.
Когда поток местных жителей немного иссяк, к туше подъехала совхозная грузовая машина, в открытый кузов которой стали забрасывать оставшиеся куски мяса, чтобы отвезти все это в устроенный здесь недалеко на берегу естественный холодильник, представлявший собой пирамиду из пустых бочек, пересыпанных гравием и землей, внутри которой в вырытом углублении из-за близости вечной мерзлоты сохранялась низкая температура. Оттуда потом его отправляли на звероферму. Впрочем, часть мяса отвезли по его распоряжению и сейчас. На оставшиеся не до конца обглоданные кости собрались несколько собак, довершающих этот праздник обильного мясного угощения. отпугивая также собравшихся на этот пир чаек и поморников. Завтра сюда снова приедет трактор и отбуксирует останки на самый конец галечной полосы – на китовое кладбище, – где они найдут свое место среди десятков других уже обглоданных птицами и отбеленных ветром и солнцем гигантских костей, позвонков и черепов.
Игнатьев этого уже не увидел, чуть раньше он отправился домой, зная, что и без него все завершат так как надо. Зайдя в прихожую, он увидел наконец-то сына, которого сегодня выпустили из больницы. Руки, ноги и шея у него были еще перебинтованы, но он держался молодцом.
– Ну как, видел кита, – первым делом спросил у него отец, чтобы приободрить и не превращать разговор в сердобольную беседу.
Максим с увлечением рассказал о своих впечатлениях и Виктор подумал, что действительно дело пошло на поправку. Мама стояла чуть сзади и улыбалась.
Вечером Игнатьев решил зайти в дом для приезжих, чтобы проведать гостей. Все четверо сидели за столом и ужинали. На столе стояла уже открытая бутылка водки и разнообразная закуска, часть из которой они привезли с собой. В отдельной тарелке лежали несколько кусочков нарезанного мантака.
– О, Виктор Михайлович, прошу к столу, – пригласил его Гераськин.
– Спасибо, как устроились. – в свою очередь, приветствовал их хозяин, снимая ветровку и головной убор.
– Да вроде ничего, обсуждаем сегодняшнее мероприятие, – сказал за всех журналист из округа.
– Присаживайтесь, – вставая со своего места и пересаживаясь на кровать сказал ему фотокорреспондент.
Игнатьев присел к столу и первым делом, указав на мантак, спросил
– А это угощение как вам?
– Нашли чем удивить, – мы его уже много лет употребляем. Хорошая закуска к выпивке. Вам налить?
– Нет, благодарю, сегодня не могу, сын только вышел из больницы, нужно еще с ним побыть.
– Понятно, мы тут в курсе наслышались о предшествовавших событиях. Вот товарищи, – он указал на Гераськина и Матюшина, – поделились.
Игнатьеву стало неловко и он перевел разговор на другую тему, обратившись к журналисту
– И что вас еще заинтересовало в Новом Санино?
– Да вот собираюсь завтра с товарищем по цеху, – он кивнул в сторону Примочкина, – пройтись по производствам и записать несколько интервью. Может вы что-нибудь порекомендуете?
– У нас заканчивают вторую большую новостройку, многоквартирный дом. С прорабом Павленко могу свести, – он немного промолчал. – Еще здесь бригадир охотников, пока не уехал на базу. Тоже можно распросить. Правда он у нас большой молчун. Но вы уж постарайтесь как-нибудь разговорить. – Игнатьев улыбнулся. – Впрочем, не только мое производство. Еще работают бюджетные учреждения: школа, детский сад, клуб, амбулатория, так что интересных тем можно найти много.
Колесников это все записал в свой блокнот, затем на время прервал его, вынул из сумки портативный диктофон и попросил рассказать подробнее о своей работе и. Чтобы не мешать остальным, они отошли в сторону и Колесников еще долго расспрашивал его. Затем поблагодарил и снова присоединился к сидевшим за столом.
– Ты смотри, Виктор Степанович, Митрофан у нас еще хорошо фельетоны пишет, – неожиданно улыбаясь произнес Гераськин, обращаясь к Игнатьеву, тоже вернувшегося к столу, и кивая на Колесникова. Недаром премию по журналистике недавно получил. А темы они под ногами валяются.
– Вот, – не успел приехать а слухи впереди меня уже бегут, – убирая диктофон улыбнулся Колесников.
Вошла Сима Непенеут, выполняющая здесь, в доме для приезжих обязанности и заведующей, и кастелянши, и горничной. Она принесла чайник с кипятком и поинтересовалась:
– Может кому постельное белье поменять?
Матюшин за всех сказал спасибо. Игнатьев от чая отказался и, пожелав всем спокойной ночи, стал прощаться. Колесников взялся его проводить.
– Какая красота здесь на севере, – выйдя за порог и простирая руки на освещенные зарею сопки над застывшей водой в бухте произнес он.
– Да уж привыкли как-то, – в тон ему заметил Игнатьев.
– Нет, не скажите. К этому никогда привыкнуть нельзя. Я считай, почти всю жизнь живу на Чукотке, а каждый раз заново открываю в себе все это. Как замечательно, что у нашей страны есть север.
– Да только некому его осваивать. Побудут здесь люди и опять на большую землю.
– Вот поэтому и нужно беречь тех, кто здесь живет. Коренных жителей севера. Они наш нетленный генетический фонд.
– Да уж, – вспомнил один случай Игнатьев. – год назад сбежали из специнтерната в райцентре трое наших детишек и зимой пошли домой. Русский не дошел, замерз. А чукчи ничего, пришли. И это в обычной одежде.
– И не только это. Их образ жизни еще более приспособлен к суровым условиям. Возьмите оленей и собак, устройство яранги, одежду и пищу. Я сколько живу здесь, не устаю восхищаться всей целесообразности приспособленности их образа жизни к суровым климатическим условиям.
– И что же предлагаете? Всем опять в тундру, под оленьи шкуры или в эскимосские землянки?
– Нет, то что здесь делаете вы, очень нужно для них. Влияние цивилизации неумолимо. Но без учета их опыта жизни не обойтись.
– Взрослые у нас всегда берут детей, когда они на каникулах, с собой в тундру, да и на охоте в это время отцам помогают.
– Это капля в море. – Колесников дал понять, что в эту тему он погрузился давно. – Система школ-интернатов отрывает почти на год ребенка от семьи. А преподаваемая в школе система знаний – это полная абстракция для всего их образа жизни. У народов севера мышление образное и конкретное. Поэтому им, например, с трудом дается математика.
– Ну почему? У нас в школе преподают эскимосский и чукотский языки, девочек на уроках труда учат шить меховые изделия, а мальчиков делать нарты, пусть и в уменьшенном размере. И математику с физикой многие имеют успехи. Даже один из учителей математики в школе – местный житель, Георгий Ратыграу. Можете спросить об этом завуча школы, он рассказывал.
– В том-то и дело, что оказавшись после школы на распутье, особенно те, кто не смог продолжить в силу отсутствия необходимого багажа знаний, учебу в вузе или училище, не могут выбрать между привычным в интернате образом жизни и традиционными занятиями северян и оказываются на обочине, в райцентре на должностях уборщиц, дворников, подсобных рабочих. Многие затем спиваются. А это действительно страшно. Вы же наверно знаете, что в силу особенностей организма азиатов, у них нет ферментов, разлагающих спирт. Почему в национальных селах наложен запрет на свободную продажу алкоголя местным жителям.
– Не знаю. Как у вас там в Анадыре, а у нас в селе многие выпускники школы заканчивают техникумы и институты, вы же знаете, что для них существуют льготы при поступлении. И возвращаются хорошими специалистами. У нас во всех подразделениях есть наши коренные. И в школе, и в доме культуры, и в амбулатории. Даже те, кто не смог поступить, находят работу, например, в строительных бригадах или пошивцехе. Ну и в оленеводческой и охотничьих бригадах у нас нет недокомплекта.
– Но вы же сами сказали, что без приезжих пока не обойтись.
– Пока да, ключевые должности в селе занимают приезжие специалисты.
– К тому же растет число смешанных браков, знаю, что многие, родившиеся здесь затрудняются в своей национальной идентичности. И конечно выбирают систему жизненных ценностей вовсе не родителей из коренных жителей. У всех возникает привычка к благоустроенному жилью, с водопроводом, центральным отоплением, электричеством. Телевизором и холодильником, наконец.
Игнатьев возразил.
– В бригадах мы конечно не можем им такое предоставить, но там, где они живут постоянно, люди сами тянутся к жизни в благоустроенных домах, удобствам, образованию. Культуре наконец. Вы сами у них спросите.
– Ладно, – миролюбиво произнес Колесников, – уже поздно, давайте разбегаться. Завтра встретимся.
И напоследок крепко пожал ему руку.
По дороге он мысленно воспроизвел разговор с Митрофаном, и счел многие его доводы довольно логичными. Но эта правильность как-то не согласовывалась с живой жизнью, которая его окружала, в которой переплелись и высокие устремления декларируемые с и житейская правда. И он верил в то, что делал здесь.
Придя домой, отец застал Максима уже в постели. Игнатьев старший тихо провел рукой по волосам сына и пошел в спальню. Марина еще смотрела телевизор и послала его на кухню, чтобы поужинал, но тот отказался – завтра предстоял тяжелый и насыщенный событиями день. Он быстро уснул, несмотря на то, что солнце уже начало новый круг по небосводу.
Константин Попов.