«Я, ОСТ — Остаток Сталинских Тварей»
Глава из романа.
Когда пришел в курилку дядя Женя, шел разговор о бомбе атомной.
— Говорят, радиация — это гадость такая, — говорил в это время дядя Ваня-корявочник, — что ни запаха нет у ней, ни вкуса. А ты как думаешь, Жень?
— А я навестил своих школьных дружков, — оставив вопрос без ответа, начал свой разговор дядя Женя, давая понять этим самым, что зря мужики по-пустому мозги напрягают, а вот то, что он скажет сейчас — достойно внимания. Видно, то, с чем пришел, его больше той бомбы заботило.
Усевшись, Уваров достал из кармана жестянку из-под ландрина, набитую самосадом базарным и газеткой нарезанной, и «козью ножку» свертывать стал:
— Кто выжил, кто погиб, а кто, как я, отвоевался. Но есть и другие. Младшие братья моих погибших дружков. Один ушел в партизаны, другой в полицаи подался. Партизан, когда наши пришли, приписал себе год и ушел добровольцем на фронт. Но струсил на фронте и домой прибежал. Его в сорок третьем судили и вместо расстрела дали пятнадцать лет: учли, что не было ему восемнадцати, когда дезертировал с фронта.
И полицая судили. И тоже дали пятнадцать лет, потому что и ему в сорок третьем году восемнадцати не было. Умудрился от немцев скрыть, что еще восемнадцати не было, когда в полицию напросился, чтоб только в Германию его не погнали батрачить. Вот, бляха-муха, дела! — ядовитой усмешкой перебил он себя.
— Что ж тут веселого, Женя?
— Я бы, может, по двадцать дал! — подкинув кверху коробок манерным жестом, дядя Гоша прикурил от спички, внезапно запылавшей у него между пальцев.
— По двадцать! — крутнул головой Уваров. — Это как посмотреть. А если задуматься очень, то вот получается что. Двое Родину предали и товарища Сталина! А Родина и товарищ Сталин их, можно сказать, простили. Врагов своих простили, бляха-муха! И только по пятнадцать дали…
— А может, немцы вынудили парня в полицию идти? — заступилась Полина Григорьевна.
— Вынудили, значит? — Уваров исподлобья на сказавшую глянул с какой-то ехидной радостью. — А что ж Советский Союз они не вынудили сдаться? Меня не вынудили власовским летчиком стать! А вынуждали! На морде моей написано, как они это делали!
Мужики примолкли, уставившись в бочку с водой, словно понять не могли, зачем она здесь оказалась!
А Валерик почувствовал, что все мужики притихшие настороженно ждут от Уварова слова опасного, чтоб сыпануть наутек по баракам. Такое не раз уже было.
Даже табачный дым к небу теперь подниматься боялся и котенком напуганным между курильщиков продирался под лавку.
— Откантуются на лесоповале и сорок первую годовщину Великого Октября будут встречать уже дома. И будут жить как люди. И спать на перинах. Кто? Дезертир и предатель! Их обнимать будут теплые бабы… А мои братья-товарищи в холодных могилах по разным Европам да по Азиям разным догнивают безадресно. А государство родное ихним родителям не дает на буханку хлеба. Нельзя! Потому что без вести пропал ваш сын или кто там еще. А вдруг он не просто без вести погиб, а в плену оказался! Да, не дай Бог, в плену том проклятом выжил «всем смертям назло!» Да, не дай Бог, вернулся домой живым! Тебе тут такую проверку устроят! Каждый день на допрос, а то и на дню по два раза. До чего-то дознаться хотят, что тебе самому не известно… «А не признаешься, как хочется нам, дак ты у нас вот как запляшешь! Ни прописки тебе, ни работы, ни пенсии!»
Он усмехнулся чему-то:
— Ну, ладно… Там были враги…
Он произнес эту фразу, призывая войти в его исповедь здравым рассудком и сердцем открытым. Чтобы поняли люди, как больно ему быть никем среди рабски покорных людей, среди глаз, сострадающих боязно.
— А тут? — продолжал он негромко. — Вроде бы все свои, но я до сих пот ощущаю, что я ОСТ, неполноценный житель своей страны. И память моя, до сих пор воспаленная, кричит мне оттуда, из Маутхаузена, что я тот самый, лагерный Остаток Сталинских Тварей, подлежащий уничтожению! Я на русской Родине своей, но я неполноценный, недочеловек, «унтерменшен», будто надо мной до сих пор нависает черное крыло Маутхаузена. Не верится даже, что мы победили! Радости нет от Победы той главной! У меня ее кто-то крадет каждый день!.. Крадет нашу радость и нашу Победу!.. Вот таким отношением вражеским к несчастным мученикам плена…
А. Литвинов.
Извините, комментарии закрыты.