Архив за день: 6 августа, 2024

ПЕЙЗАЖ В ПАРКЕ

ПЕЙЗАЖ В ПАРКЕ
Желтый кленовый лист, совершая немыслимые пируэты, спланировал откуда-то сверху на аллею парка. Рядом упал второй. Человек в плаще и примятой шляпе, ступая по опавшим листьям, шел вдоль старых кленов, посаженных еще в те годы, когда ни его, ни других нынешних горожан еще не было на свете.

Парк был достопримечательностью города. Небольшой и уютный, огороженный решетчатой высокой оградой, он придавал неповторимое очарование окружающей одноэтажной деревянной застройке. Высокие кроны деревьев образовывали некий центр, куда во всякое время года стремились попасть и дети, и взрослые. Несмотря на то, что со временем здесь установили несколько аттракционов, сохранилось небольшое число тихих уголков, которые любил посещать в выходные дни Модест Афанасьевич Кусков, местный художник, известный почитатель и выразитель идей импрессионизма.

Слыл он большим знатоком живописи, даже собрал небольшую коллекцию картин, которые по случаю приобретал в столичных салонах или ему их дарили коллеги по искусству.

Когда-то Кусков сам часто приходил в городской парк, чтобы написать здесь пару этюдов, но со временем чувство новизны от общения с природой у него притупилось и он предпочитал больше работать дома с фотографий, тем более опыта и фантазии ему было не занимать. В свое время он считался среди городских художников новатором в искусстве, и его лихие, как однажды выразился его товарищ по кисти Иван Красиков, шедевры вызывали ажиотаж на местных вернисажах. Даже появились последователи среди молодых художников, подражающих ему, и на выставках порой трудно было отличить подлинного Кускова от «ненастоящего». Впрочем, он был довольно равнодушен к славе и его не прельщали хвалебные отзывы. \

Хотя однажды, приезжий московский искусствовед довольно едко прошелся в своей обзорной статейке по творчеству Модеста Кускова, назвав его оторванной от реальности мазнёй. Тот сначала обиделся, но затем пришел к выводу, что на вкус и цвет товарищей нет, на том и похерил ту писанину. Тем более у него нашлось много защитников.

Потом социалистический реализм куда-то исчез, а вместе с ним был потерян интерес и к разным «измам» на местном уровне. Выставки тоже стало некому проводить. Кусков замкнулся, писать стал редко, а тем более выставляться. Но вот эти прогулки в парке по-прежнему доставляли ему удовольствие.

Пройдя пару раз туда и обратно по центральной аллее Модест Афанасьевич заметил сбоку среди деревьев одинокую фигуру. Он сразу отметил необычность ее движения, точнее стояния, в отличие от несуетливо прогуливающихся завсегдатаев. Присмотревшись, узнал знакомый наклон над мольбертом собрата художника и пошел в этом направлении.

Это была девушка в свитере и берете. Перед ней, на краю дорожки, стоял этюдник с прикрепленным холстом на подрамнике. На нем уже были видны очертания осеннего пейзажа, намечены стволы деревьев и наложен первый тон ковра упавших листьев. Она аккуратно наносила кистью маленькие мазочки, стараясь точно передать все детали натуры.

Девушка заметила Кускова и узнала его. Переложив кисти в одну руку и отложив палитру, повернулась в его сторону.

– Здравствуйте, Модест Афанасьевич.

– Приветствую молодое поколение, – шутливо ответил ей Кусков.

– Вот, выбралась на природу…

– Похвально, – заметил подошедший. – Какими путями и откуда?

– Решила вспомнить прошлое, когда-то закончила здесь художественную школу. Помню как вы у нас выступали…

– Значит, не совсем любительница, – приободрил ее Кусков.

– К сожалению, работаю не по этому профилю, но иногда пишу для себя, когда свободное время.

– Ну что ж, продолжайте. Успехов!

Кусков уже собрался возобновить свой прерванный променаж, но девушка снова обратилась к нему:

– Может быть подскажете как нужно правильно работать на натуре?

У Кускова приятно засосало под ложечкой, тайная сила притяжения кисти и красок неожиданно взыграла в нем. Постояв в небольшом раздумье, он снял плащ и аккуратно сложил его на траве.

— Лучше один раз увидеть, — пояснил он, обернувшись в сторону начинающей художницы.

Та согласно кивнула головой и отодвинулась в сторону. Модест Афанасьевич потерев ладони друг о друга, подошел к этюднику и попросил дать ему в руки кисти. Выбрав самые большие, начал выдавливать из тюбиков на палитру краску.

– А вас как зовут, – не отрываясь от этой работы произнес он.

– Светлана, можно просто Света, – ответила та.

– Ну вот и хорошо, считайте познакомились, – он мастихином соскоблил с холста все, что было там наложено и начал смешивать новые краски.

Девушка зачарованно смотрела на его священнодействия. Тот, смело набрав на кисть нужный цвет, положил громадный рыжий мазок поверх следов предыдущего изображения. За ним последовали другие и вскоре вся поверхность холста представляла собой искрящуюся переливами многослойную рельефную фактуру.

По мере того, как его работа подходила к концу, менялось лицо его собеседницы. Сначала она молчаливо вглядывалась в мелькание кисти художника, затем оно вытянулось в скорбное выражение

– Ну вот, вроде и можно заканчивать, – удовлетворенно произнес Кусков, вытирая кисть тряпочкой, лежавшей рядом с палитрой.

Он только сейчас заметил, что вокруг собралось несколько человек с интересом и любопытством наблюдавших за его работой. Соглядатаев он никогда не избегал и не боялся, в своем мастерстве был уверен и смело отстаивал свои взгляды против любой критики. Но все вокруг молчали.

Молча стояла и Светлана.

Передав ей кисти и отойдя от холста он поправил шляпу и удовлетворенно хмыкнул, затем поднял с земли плащ. Но не стал его одевать, а повесил на руку и, попрощавшись с художницей, двинулся дальше по аллее, надеясь еще некоторое время провести в парке.

Посмотрев вслед удаляющейся фигуре Кускова, девушка подошла к этюднику и начала его складывать. Снятую работу прислонила к дереву и стала собираться сама.

– Мама, а почему тётя плачет, – услышала она детский голос, внезапно раздавшийся рядом.

Проходившая мимо семейная пара с ребенком участливо подошли к ней.

– Не обращайте внимания, это я так. – произнесла девушка, размазывая по щекам слезы. – Сейчас пройдет.

Накинув ремень этюдника на плечо, она медленно пошла в сторону выхода из парка.

– Вы свою картину забыли, – раздалось за её спиной.

– Это не моя, – не оборачиваясь, произнесла она, – возьмите ее себе.

Выходя из парка после заключительного прохода по главной аллее, Модест Афанасьевич вдалеке снова увидел уже удаляющуюся в противоположном направлении фигурку с этюдником. «Растет молодежь, – подумал он, – жаль, нет у неё нашей хватки и умений. Но ничего, опыт дело наживное», – и бодро повернувшись, размеренно направился к ближайшей остановке автобуса.
2024 г.

Константин Попов