НУЖНА ЛИ ВЕРА В БОГА

НУЖНА ЛИ ВЕРА В БОГА?

(отрывок)

Голод — помощник безбожной власти

Лектор нарисовал страшные картины голода в Поволжье и старался возмутить и взбунтовать слушателей против Бога, как виновника этого великого бедствия. И сам говорил с возмущением и гневом. Как видно, поволжский голод не по вкусу пришелся советской власти; он до основания потряс советское здание. Мне думается, не из жалости к гибнущим голодающим волнуется и злится лектор, а из чувства досады, что голод губит советскую власть и развеял по воздуху, точно пыль, все ее расчеты. Совсем не людей жалеет он, а собственное благополучие. Когда в 1918 году свирепствовал голод в столицах и в других центральных городах, где погибли тогда в одну зиму сотни тысяч людей, представители советской власти ликовали и злорадствовали, потому что голод вынудил нашу интеллигенцию пойти в рабское служение советской власти. Вот что писал тогда один из этих представителей: «Голод — лучший побудитель к работе, и ныне он погнал интеллигентов-специалистов к нам. Их труд нам нужен, необходим, и мы берем его». Но «мы будем давать им работу под ответственностью вплоть до расстрела» (слова товарища Ленина). «Мы берем их для строительства новой жизни. А когда придут наши новые пролетарские инженеры и техники, мы увидим «старых» или окончательно присмиренными, или выброшенными нами за борт»*. Если бы и поволжский голод дал такие же результаты, наш лектор с таким же ехидством, какое обнаружил автор прочитанных строк, отнесся бы к миллионам голодающих поволжан. Вы чем, собственно, возмущаетесь, господин лектор, — обратился к нему Шалаев, — гибелью ли голодных или «равнодушным» отношением к ним Бога?

Ярославский молчал, как будто бы не к нему обращались. Шалаев повторил свой вопрос:

– Что вас возмущает – Бог или голод?

– И тот, и другой, – ответил Ярославский, подымаясь со стула, очевидно, намереваясь говорить дальше. Но в этот момент Шалаев успел изумленно воскликнуть:

– Вот как! Вы возмущаетесь даже против того Бога, Которого, по-вашему, совсем не существует. Это очень любопытно. Это, во всяком случае, — продолжал Шалаев, глядя на поднявшегося лектора, — более дико, чем вера дикарей в несуществующих богов, над которой вы так зло смеялись. Те, по крайней мере, сами-то искренне верят, что их боги на самом деле существуют, и поэтому их отношение к этим богам вполне естественно. А вы не верите в существование Бога, а гневаетесь на Него, поднимаете против Него возмущение, бунт.

– Я ответил с вашей точки зрения, — поправился Ярославский, — вы-то признаете существование Бога.

– Пожалуйста, со своих точек и запятых отвечайте, а не с наших, — горячо протестовал Шалаев. — За себя мы сами ответим. Не мы, а вы возмущаетесь и досадуете. Вот вас я и спрашиваю: что же вас, собственно, возмущает? За себя, за свой гнев, за свою злобу отвечайте.

– Голод, конечно, возмущает меня, гибель тысяч невинных людей, — ответил Ярославский и тотчас же поставил Шалаеву вопрос:

– А вы разве этим не возмущаетесь? Разве вас не трогают ужасные страдания трудящихся масс?

Кто виновник голода

– Не спешите ставить вопросы мне, — осадил его Шалаев. — Сначала выясним, на кого нужно гневаться, а потом уж будем и самый гнев изливать. Кто же, по-вашему, повинен в этом страшном бедствии — в свирепствующем в Поволжье голоде?

Кто виноват? — недоумевающе вскинул свой взгляд Ярославский на собеседника и на одно мгновение остановился, точно припоминая, кто же на самом деле сотворил эту беду. Ни на капитализм, ни на буржуазию, ни на белогвардейщину никак нельзя свалить это небывалое еще в России по своим огромным размерам бедствие.

– Кто виноват? — снова повторил Ярославский и, как бы опомнившись, ответил: – Природа виновата. Голод явился результатом длительной и ужасной засухи.

– Значит, виновато солнце, что не в меру пекло; виноваты облака, что прошли мимо Поволжья, не оросив его своими живительными каплями. Да ведь виноватым может быть только тот, кто делает сознательно, обдуманно, по собственной воле и собственному желанию. А разве солнце и облака так немилосердно разделались с Поволжьем сознательно, обдуманно? Может быть, даже сговорившись между собою, чтобы только погубить Поволжье? Если сорвавшийся со здания камень размозжит мне голову, то кого же я должен винить? Камень? Если придавит рабочего упавшее дерево, стало быть, по-вашему, оно виновато? Если машина оторвет фабричному голову или руку, то опять-таки машина виновата, как виновато солнце в несчастье поволжских голодных? Так ведь по-вашему? — допытывал Ярославского Шалаев. Ярославский слушал и хлопал глазами: ему и самому стало понятно, что он сказал нелепость, приписав мертвой, бессознательной природе вину голода. Между тем Шалаев продолжал:

– Да вы, как я вижу, настоящий язычник: то вы гневаетесь на того Бога, Которого, по-вашему, нет; то приписываете природе сознательные действия. Язычники боготворили солнце, луну, звезды, ветер, приносили им жертвы, молились им. Вы не делаете ли подобное? Во всяком случае, чем вы думаете на будущее время умилостивлять столь разгневавшуюся на вас природу?

– Да уж молебны петь не будем, — с насмешкой ответил Ярославский.

– Так что же вы поделаете с этими виновниками несчастья — солнцем и облаками?

Ярославский что-то шепнул председателю. Тот обратился к Шалаеву с требованием говорить на тему лекции.

– Ни на одну йоту не отступаю я от темы, — ответил ему Шалаев. — О голоде говорил лектор и приводил его как доказательство жестокого равнодушия к голодающим несуществующего Бога. Я сейчас выяснил, что, собственно, не Бог, а сама природа так жестоко поступила с поволжанами и так безжалостно разбила все планы советской власти. Выяснил, кроме того, религиозноязыческое отношение лектора к природе. Он верит, что природа по собственному желанию может или облагодетельствовать землю или покарать ее.

– Я этого не утверждал, — запротестовал Ярославский.

– Как не утверждали?! Вы же сказали, что именно природа виновата в том, что голодают поволжане. А виноватым может быть только разумно-свободное существо, сознательное. Бессознательный труп никто не станет винить в том, что он, разлагаясь, заражает воздух. Да даже живое существо, но без разума действующее, вы не станете винить. Не потащите же вы в трибунал, например, корову, если она забодает вашего ребенка.

– Я указал на природу не в том смысле, — разъяснил Ярославский, — что она на самом деле сознательно повинна в голоде, а в том, что все же засуха является причиной этого бедствия, причиной, конечно, безвольной, случайной.

– В таком случае, кто же настоящий виновник этого несчастья? Против кого вы возмущались сами и возмущали своих слушателей? Ведь вы, полагаю, не притворялись, а искренне возмущались против кого-то. Против кого же именно?

– Собственно виноватых в этом деле никого нет, — как-то растерянно ответил Ярославский. — Винить некого: это дело случая.

– О нет! — воскликнул Шалаев. — В таком страшном бедствии должны быть виноватые. И мы их непременно отыщем. Даже в каком-нибудь незначительном крушении поезда находятся всегда виноватые. Должны тем более они быть здесь, в этом страшном событии, с которым не сравняются все железнодорожные катастрофы всего мира. Вы вот ответьте мне на такой вопрос: что, если бы у волжан были в достаточной степени запасы хлеба и других продуктов прошлых лет, — голодали бы они тогда или нет, если бы даже и солнце пекло еще жарче, засуха была бы еще страшнее?

– Да, этих запасов не было, — ответил лектор.

– Ну а если бы были? Тогда не было бы голода?

Не сразу ответил на этот вопрос Ярославский, все старался уклониться от прямого ответа, но все же вынужден был ответить, что тогда голода не было бы.

– Стало быть, — продолжал Шалаев, — голод произошел в Поволжье не оттого, что там стояла все лето засуха, а по той простой причине, что хлеба и других продуктов не оказалось на Волге. Были бы запасы на месте или доставлялись бы туда своевременно, народ тогда не голодал бы и жил бы припеваючи, сытый и довольный. У нас в Сибири никогда, ни в какие годы не родились ни лимоны, ни апельсины, однако мы всегда их имели у себя круглый год. За какой-нибудь пятачок мы имели к столу в любое время свежие апельсины и лимоны. Никогда и на чай не было в Сибири урожая, никогда риса сибиряки не сеяли. Но и то, и другое мы всегда имели в изобилии. А теперь ничего не имеем. За десятки тысяч рублей лимона не достать. Кто же в этом виноват по-вашему: Бог или природа? В Сибири не было ни одной мануфактурной фабрики, но все сибирские магазины были полны мануфактурой, какой вам угодно: и русской, и заграничной. А теперь с величайшим трудом и за бешеные деньги едва достанешь какой-нибудь аршин плохенького матерница. Опять скажете: Бог в этом виноват или солнце не с той стороны припекло, облака не той дорогой прошли. Природа всегда в изобилии награждает землю. И в этом году она щедро оплодотворила землю. В одной Америке, как сообщают ваши же газеты, в текущем году уродилось столько хлеба, что им можно до пресыщения прокормить не только всю Россию, но и всю Европу. Напрасно вы злобствуете на природу. Она и в России многие области оплодотворила — получай и ешь. И не ее вина, если люди не умеют или не хотят воспользоваться ее дарами. Ни одну страну не обогатила природа так щедро каменным углем, как Россию. Однако советская власть вынуждена покупать его за границей — за далекими морями и океанами. И тут скажете: виноват все Бог, равнодушно взирающий на вашу неспособность под самым носом своим брать ценный клад**. Вы, может быть, хотите, чтобы Сам Бог разрабатывал вам шахты и готовый уголь подавал прямо в печи? Россия — страна огромных лесов, мы окружены лесами, за границей совершенно правильно представляют нас лесными жителями: мы действительно живем в лесу. Но, к удивлению всего мира, мы замерзаем от недостатка дров, и пролетарская власть вынуждена покупать их за границей*** . К нам, в непроходимые леса, везут дрова из безлесных государств. Что может быть постыднее и позорнее такого положения! И кто виноват в этом беспримерном в истории позоре? Вы опять всю вину свалите на Бога и, может быть, будете возмущать против Него доверчивый и обманутый вами народ?! Вам хотелось бы, чтобы Бог Сам рубил вам дрова и отапливал ваши помещения. Тогда бы вы Его признали и поверили бы в Его существование. Но тогда Он был бы не Богом, а каким-то рабом, исполняющим все прихоти бездарных и ни к чему не способных лентяев и паразитов. Вам такого Бога нужно? Вы в такого Бога хотели бы верить?

Шалаев говорил горячо, возбужденно. Председатель пытался было остановить его. Но это ему не удалось, так как быстрая, безостановочная речь Шалаева не давала возможности выбрать момент для остановки оратора. Публика же слушала с напряженным вниманием. Даже сам лектор слушал, по-видимому, с увлечением: он никак не мог оторвать своего взгляда от Шалаева. А тот все продолжал.

Социалистический опыт над Россией

Вы мечтаете сделать из природы во всем послушную вам машину, которая по первому вашему требованию исполняла бы все ваши капризы. Вы были бы барами, господами, царями, а природа была бы вашим всеподданнейшим слугою, послушным лакеем, безвольным рабом. Во всех ваших чувствах и мыслях сидит демон буржуазии, и мозг ваш пропитан ядом самодержавной власти. Совсем недавно ваш вдохновитель Максим Горький печатно высказал мечты социализма о полном подчинении будущим товарищам природы. «Повсюду города, сады — вместилища величественных зданий, — пишет Горький, — везде работают на человека покоренные и организованные его разумом силы природы, а сам он, наконец, действительный властелин стихий»***. Вот ваши мечты! Вот к какому благополучию вы стремитесь! Подобно древним римским императорам и французским королям XVIII века, вы будете жить в великолепных дворцах, окруженных роскошными садами. Вы будете только тешиться и нежиться, только блаженствовать и наслаждаться всеми дарами природы. Не только руками и ногами вы ничего не будете делать, но даже зубы вам тогда не понадобятся: все будут делать машины, даже жевать вам пищу. Единственное будет у вас занятие: только размышлять. «Физическая энергия, —- продолжает Горький, — не тратится больше на грубый, грязный труд, она переродилась в духовную, и вся мощь ее направлена к исследованию тех основных вопросов бытия, над решением которых издревле безуспешно бьется мысль». Превратитесь вы в философов и богословов, станете какими-то необычайными попами, занимающимися исключительно духовными вопросами. Даже самая энергия ваша изменит свою природу и сделается духовной. Вот только насчет плоти неизвестно: переменится ли она. Но если уж даже энергия из физической переродится в духовную, как уверяет социалистический провидец Максим, то физическому телу и совсем легко будет превратиться в духовную сущность. Вы будете бесплотными ангелами. Что и говорить — заманчивая картина! До помрачения соблазнительная!

И вот, чтобы достигнуть этого бесподобного блаженства, большевики и делают опыт сначала над Россией, а потом будут делать и над всем миром. В этой же статье Горького, которую я только что цитировал, вот что говорится о всемирном вожде пролетариата Ленине, а в его лице — и обо всем большевизме: «Для Ленина Россия — только материал опыта, начатого в размерах всемирных, планетарных». Вдумайтесь, граждане, — Шалаев продолжал свою речь, обращаясь к публике, — в это откровенное раскрытие замыслов большевизма. Величайшая в мире страна с многочисленным населением живых людей является для социализма только материалом для опыта, точно это навоз для удобрения земли или чурбан, из которого можно попробовать сделать какую-нибудь фигурку. Люди с сердцем не решаются отдавать для опыта медикам даже труп умершего родственника. Хороший хозяин даже собаку свою жалеет. А большевизм ничуть не пожалел пустить как материал для опыта сто пятьдесят миллионов живых людей, в том числе и женщин, и детей, и стариков. Как сознается Максим Горький, даже его, социалиста-материалиста, возмущал раньше этот болшевицкий замысел. А когда опыт не удался и великая страна превратилась в развалины, он решил: так ей и надо! Поделом! «Каждый получает то, — пишет действительно горький Максим, — что заслужил. Народ, загнивший в духоте монархии, бездеятельный и безвольный, лишенный веры в себя, недостаточно буржуазный, чтобы быть сильным в сопротивлении, и недостаточно сильный, чтобы убить в себе мещанство, но цепко усвоивший стремление к буржуазному благополучию, — этот народ, по логике бездарной истории своей, очевидно должен пережить все драмы и трагедии, обязательные для существа пассивного»****. Чего же стоят те слезы, которые проливал наш лектор над Поволжьем! Бога он поносил «тираном», «деспотом», бросая Ему обвинение в гибели голодающих Поволжья, а сам принадлежит к той безбожно жестокой партии, которая не пожалела не Поволжья одного, а всю великую страну, и которая устами Горького провозглашает даже, что для нашего многомиллионного русского народа «обязательны» все эти страшные драмы и трагедии. «Это справедливо, — восклицает этот социалистический писатель, — каждый получает то, что заслужил». Сами разорили Страну своими безумными опытами, сами довели ее — не только в Поволжье, а повсеместно — до нищенства и голода, превратили ее в труп, и винят в этом то природу, то Бога, то бедный народ.

Бог управляет народами

На рабоче-красноармейской конференции в Москве, состоявшейся в прошлом году, Ленин заявил: «Прежде говорили: «Каждый за себя, а Бог за всех», и сколько горя из этого вышло. Мы скажем: «Каждый за всех, а без Бога мы как-нибудь обойдемся»*****. Мы теперь ясно видим, как обошлись большевики без Бога. Путь безбожный привел к неминуемой гибели. В доказательство того, что раньше было много горя, Ленин, между прочим, указал на то, что Россия в прошлом имела блестящую внешнюю торговлю и вывозила ежегодно за границу одного хлеба семьсот миллионов пудов, кормила своим хлебом почти всю Европу. А теперь, когда большевики отвергли Бога, Россия умирает от голода и получает кое-какие крохи хлеба от Европы. Это один из многочисленных результатов безбожного опыта. Но более гибельный результат этого опыта заключается в озверении людей, в их ожесточении, в духовном их обнищании. Известный английский коммунист Годвин писал в свое время по поводу французских революционных убийств: «Смерть сама по себе — еще не самое большое из человеческих бедствий». Она является даже полезной для тех, кто погиб. Она бывает страшной тогда, когда гибнут люди от ударов других людей. «Тогда нарождаются бесчисленные дурные страсти; виновники и свидетели этих убийств делаются жестокими, неумолимыми и бесчеловечными. Те, которые теряют при подобной катастрофе друга, исполняются негодованием и злобой. Распространяется недоверие человека к человеку, и расторгаются самые драгоценные узы человеческого общества. Нельзя себе вообразить положения более пагубного для процветания справедливости и развития доброжелательства»*. Именно такая катастрофа разразилась над нашей страной: все питаются вместо хлеба ненавистью, дышат злобой, местью. Лектор отметил, что в Библии Сам Бог называется в семидесяти местах Богом мщения. Подсчитал бы он лучше, в скольких местах Библии Бог именуется милостивым и многомилостивым. Он нашел бы этих мест больше сотни. Бог действительно милостив к людям. Сколько они совершают преступлений против Него, постоянно нарушают Его Законы, доходят до богохульства даже! А Он долготерпит и посылает еще им свои блага. Попробуй кто советскую власть так ругать, как большевики ругают Бога, немедленно же таковой будет расстрелян. Люди жестоки, немилосердны, мстительны. Ветхозаветный царь Давыд просил: «Пусть лучше паду в руки Господа, ибо велико милосердие Его, только бы не впасть мне в руки человеческие» (1Пар., 21:13). Когда в Берлине были убиты каким-то социалистом Карл Либкнехт и Роза Люксембург, русские большевики требовали, чтобы за эти убийства была истреблена вся буржуазия всего мира, чтобы были истерзаны и убиты сотни миллионов совершенно непричастных к этому делу людей, чтобы весь земной шар был залит человеческой кровью. Вот до какого безумия доводит человеческая мстительность! Страшная картина гибели от голода поволжан совершенно бледнеет перед этим сатанинским требованием мести. В Библии потому и именуется Бог Богом мщения, чтобы люди не сами расправлялись со своими обидчиками, а предоставили это дело милостивому Господу. «Не мстите за себя, возлюбленные, — взывает апостол Павел, — но дайте место гневу Божию. Ибо написано: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь… Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим., 22:19-21). Если бы люди исполняли этот священный завет, если бы они всякую обиду, всякое оскорбление отдавали на волю Божию, на справедливый суд Господа, не было бы в мире ни войн, ни мести, ни вражды, ни ссоры. Все жили бы в мире, согласии и взаимной любви. Нужно бы не семьдесят раз отметить в Библии, что Сам Бог отметит всякую обиду, а семьдесят тысяч раз. Нужно всем людям в сердце своем носить это заступничество Божие. Тогда они не мстили бы своим обидчикам, да тогда и обидчиков не было бы. Великие испытания, постигшие русский народ, послужат ему, несомненно, на пользу. «Нет худа без добра», — говорит мудрая пословица. Страдания и скорби имеют значение целебных средств. Смерть сама по себе, как справедливо выразился Годвин, не страшна. Ее все равно не избежишь: она — общий путь всех людей. Страшна духовная смерть, ужасна гибель души человеческой. «Не убойтесь убивающих тело, души же не могущих погубити ». (Мф., 10:28). Эту истину понимают даже социалисты. Известный писатель-народник социалист Тан высказал ее в заграничной газете «Новый мир» такими словами: «Давно жернов скрипит, это – жернов истории. Эго страшная мельница перемалывает нашу душу. Пока она не смелет все дочиста, до последнего зерна, не будет нам ни хлеба, ни нового посева. И будет наш голод духовный страшнее самарского голода». Замечательно, что многие болшевицкие газеты перепечатали эту статью Тана, как будто отвечающую их взглядам и верованиям. Гениальные писатели и ученые, проникновенные поэты и историки в один голос заявляют, что самые страшные страдания народа, самые великие скорби и бедствия полезны и спасительны. «Страдания, — говорил поэт Гейне, — очеловечивают даже животных». Больше того, они даже большевизм смирили, притупив ему рога и укоротив его хвост. Страшный зверь становится уже ручным. Прежняя несговорчивость большевиков, их задор и спесь куда-то сгинули или притаились*. В мире ничего не творится без причины и цели. Человечество действительно направляется невидимой Рукой Какой-то таинственной Силы. Подобно опытному врачу, знающему дело. Она прописывает человечеству то горькие пилюли, то строгую диету, то ставит ему компрессы или делает припарки, то производит хирургические операции, удаляя из его тела зараженные и загнившие части, чтобы спасти от разложения и гибели весь организм. Тан называет эту Силу «жерновом истории» и «мельницей, перемалывающей нашу душу». Но дело не в названии, а в признании существования этой всемирной и всемогущей Разумной Силы, как видим, совсем не равнодушно относящейся к нашей судьбе, напротив — воспитывающей нас, как заботливый Отец.

Нужна ли вера в эту руководящую нами Высшую Силу? Если бы больной не видел и не знал, что за ним ухаживает заботливый врач, что это он дает ему пилюли и ставит компрессы с целью оздоровить его, поднять с одра болезни, он пришел бы в отчаяние. Если бы в нем не жила надежда, что он лишь временно находится в больнице и что он по выздоровлении выйдет из нее на свежий, чистый, здоровый воздух, где будет жить уже безболезненно и беспечально, — если бы не было в нем этой веры, то он зачах бы душой, сошел бы с ума. Присутствие же врача и вера в его разум, знания и в его помощь делают страдания больного почти безболезненными: все требования врача он выполняет охотно и даже радостно. Такой больной несомненно выздоровеет. Выздоровеет и человечество, если оно будет слушать и выполнять предписания своего Небесного Врача и во всем подчиняться Его воле!

Страдания и бедствия полезны

Все мы знаем, — продолжал Шалаев, — я уверен, — добавил он, — что даже малознающий лектор знает, что мы находимся на земле, точно больной в лечебнице, временно. Не сегодня-завтра все мы уйдем отсюда. Прекрасно по этому повод говорил наш гениальный писатель Толстой: «Если бы человек не сомневался нисколько в неразрушимости своей жизни после смерти, то все болезни представлялись бы ему только условиями перехода из одной формы жизни в другую — перехода скорее желательного, чем нежелательного, и тогда он переносил бы боль от болезней так же, как мы переносим боль от напряжения труда, и не было бы страдания, и не было бы сознания прекращения деятельности, потому что во время болей мы имели бы определенную деятельность — готовиться к новому состоянию… Если помнишь это всегда, — заключает Толстой, — то как легко и радостно жить и вместе катиться туда, по той же покатости, во власть Того же Бога, у Которого были во власти, у Которого мы теперь, и будем после и всегда»*. Еще выразительнее писал об этом другой наш гениальный писатель, Гоголь: «Постоянная мысль о смерти воспитывает удивительным образом душу, придает силу для жизни и для подвигов среди жизни… Содержа в мыслях пред собою смерть и видя пред собою неизмеримую вечность, нас окружающую, глядишь на все земное, как на мелочь, на шалость, и не только не падаешь от всяких огорчений и бед, но еще вызываешь их на битву, зная. что только за мужественную битву с ними можно удостоиться получения вечности и вечного блаженства»*****. Вот как понимают жизнь и ее бедствия гениальные люди, а не какие-нибудь гастролирующие агитаторы. Еще более гениальный, чем Толстой и Гоголь, писатель четвертого века Блаженный Августин говорил, что в этом мире «не обеспечены от обманов и искушений» даже «святые и верные почитатели Единого Истинного и Высочайшего Бога. Ибо в этой стране изменчивости и в эти злые дни небесполезно и этого рода беспокойство, чтобы с тем более пламенным желанием стремились они к той безмятежности, где мир самый полный и надежный»******. Русский народ был обманут всевозможнейшими соблазнительными обещаниями со стороны социалистов, вроде горьковского блаженства, он легко и быстро поверил тому, что на этой скорбной земле можно устроить райскую жизнь. Теперь он ниспосланными ему испытаниями убедился, что все это был обман. Вместо блаженной и беспечной жизни, жизни без труда я забот, веселой, разгульной, праздной, какую ему сулили социалистические пророки и апостолы, он получил от них такую каторжную жизнь, такую бездну ужасов, каковых он никогда не испытывал и не знал. Не Бог, конечно, в этом виноват: люди сами, по своей воле и по своему желанию отвернулись от Него и пошли за приманками соблазнившего их лукавого змия. Ни один благоразумный не станет винить врача, если его пациент не слушает его советов и приказаний и этим увеличивает свои болезни и страдания. «Так ему и надо!» — с тупым бессердечием злорадствует над русским народом социалистический писатель Горький. А мы, христиане, призываем этого больного к покаянию и к обращению к Богу и утешаем его необманными обещаниями будущей загробной жизни. Мы молим Бога о выздоровлении и помиловании этого тяжко страждущего больного. Безбожники смеются над нашими молитвами. Лектор с победоносным видом заявлял, что Бог находится даже в затруднительном положении вследствие различных и противоположных просьб, обращенных к Нему: не знает-де, кому же, в самом деле, помочь, чьим просьбам уступить. Сказать откровенно, я еще ни от кого не слышал столь глупых рассуждений. Да разве советские трибуналы не рассматривают и не разрешают противоположных просьб? Разве суды всех стран не имеют дел с различными сложными и друг друга исключающими ходатайствами, просьбами, исками? Бывают судебные процессы, в которых сплетаются десятки и даже сотни всевозможнейших претензий и спорных исков. И никому никогда и в голову не приходило отвергать судебные учреждения только потому, что им приходится разбирать противоположные, опровергающие одна другую просьбы. Только в голове нашего лектора зародилась эта нелепая мысль. Он даже не знает, что судебные учреждения и существуют для разрешения именно спорных дел, именно противоположных исков и просьб. И честные, добросовестные судьи умеют раскрыть истину, дознать, кто прав, а кто виноват в том или другом деле, и выносят свой беспристрастный и справедливый приговор. Если так обстоит дело с человеческими и поэтому все же несовершенными судами, если ими пользуются даже большевики, то говорить после этого, да еще с лекторской кафедры, что всезнающий и всемогущий Бог не знает и затрудняется, чью же просьбу удовлетворить, говорить это — значит обнаруживать исключительно редкостное скудоумие, какое едва ли можно встретить даже среди самых низких, самых глупых, безмозглых дикарей.

______________________________________________________________________________

* Саратовская красная газета. 1918. № 249. 29 декабря.

**В Поволжье периодически бывают недороды. Это знало хорошо старое правительство, знали еще лучше сами поволжане и поэтому всегда имели на такие годы достаточные запасы хлеба. Советская же власть своим продналогом совершенно ограбила народ, лишив его всяких запасов. Именно от этого и голодали в Поволжье сорок миллионов людей. Доведенные до отчаяния поволжане выкапывали из могил человеческие трупы и ими питались, убивали своих детей и съедали. Людоедство развилось в такой ужасающей степени, что самой безбожной власти, проповедующей, что человек — то же животное, что и коровы и свиньи, пришлось принимать убийственные меры против людоедства. От голода и расстрелов гибли поволжане миллионами.

*** В 1921-1922 годах советская власть закупала большие партии дров даже в Турции. По этому поводу было составлено тогда рабочими следующее стихотворение:

Радуйтесь, товарищи. Ура! Ура!!!

Везут нам из-за границы дрова.

— Стой, товарищи, не кричи.

Скоро привезут и кирпичи.

А когда поедут туда и за водой.

Тогда запоем «со святыми упокой».

****Коммунистический Интернационал. 1920. № 12.

***** Знамя революции. 1920. 2 марта.

******Жорес. Политические и социальные идеи в Европе. С. 455.

Ф. МЕЛЬНИКОВ.