АМНЕЗИЯ

АМНЕЗИЯ

Рассказ

Степану Васильевичу с виду дашь лет пятьдесят. Но точно, когда родился, он и сам сказать не мог.

Когда-то черные, как смоль, волосы этого человека покрылись сединой. Глубокие бороздки прорезали лицо. А в глазах светилось ожидание чего-то. Чего — он и сам точно себе представить не мог. Но все чаще ловил себя на мысли, что чего-то ожидает.

В здешних местах жил он с послевоенных лет. Его после госпиталя пригрела уже немолодая женщина, Авдотья Егоровна Петухова. Как за ребенком ухаживала, отдавая все нерастраченное тепло одинокой женщины человеку, который и толком рассказать не сумел ей откуда родом, как жил до войны. То, что зовут его Степаном, он хорошо знал. Помнил, что отца величали Василием Егоровичем. А вот фамилии своей настоящей, хоть убей, назвать никак не мог.

После выхода из госпиталя дали ему документ, в котором значился Степаном Васильевичем Неизвестным. И еще в этом документе указывалось, что находился на излечении с симптомом «Амнезия ретроградная». Что значит такой симптом Авдотья Егоровна уже потом разузнала у знакомого врача-невропатолога. Он разъяснил, что такие явления связаны с частичной или полной потерей памяти о событиях до заболевания и, полагала женщина, что нечто подобное произошло на войне с ее мужем.

В небольшом пристанционном поселке, где жили Неизвестные, тоже ничего определенного о довоенной жизни Степана Васильевича сказать не могли. Одни утверждали, что по профессии он плотник — не зря сам такой красивый дом построил. Другие считали его бывшим студентом строительного ВУЗа, который находился в соседнем областном центре. Сама Авдотья Егоровна посылала во все концы запросы, на которые получала неизменные ответы, что в архивах Неизвестный не значится.

Жили Неизвестные уединенно. Ни к кому в гости не ходили, хотя других встречали весьма радушно. Но тут случилось так, что их соседка Мария Петровна решила свою круглую дату рождения, совпавшую с наступлением Нового года, отметить пышно.

Поделилась об этом только с Авдотьей Егоровной, взяв у нее слово обязательно быть в числе гостей.

— Не пойду, — узнав, что гостей ожидается много, наотрез отказался Степан Васильевич. — Там будут танцы, песни, а у меня в голове шумит и так, — оправдывал он свое решение.

Тогда Авдотья Егоровна, хорошо изучившая слабинки мужа, пошла на хитрость.

— Не уважаешь ты меня, Степа. Потому и не идешь, — грустно произнесла она и, отвернувшись, стала вытирать глаза.

— Зачем так говоришь, Авдотьюшка, — заволновался Степан Васильевич. — Да сама знаешь, что ради тебя я на все готов.

— Значит идем? — улыбнулась Авдотья Егоровна.

— Ладно уж, — махнул рукой Степан Васильевич. — Только не надолго.

К полуночи в обширной избе Марии Петровны собралось столько гостей, что пришлось накрывать еще два стола, которым место нашлось в дальнем углу. Там и устроились Степан Васильевич с Авдотьей Егоровной. Так удобно было, немного посидев, не мозоля глаза тихонько покинуть помещение.

Включили телевизор. Передавалось Новогоднее поздравление советскому народу. Все с большим вниманием слушали торжественный голос диктора.

Но вот прозвучали заключительные слова поздравления: «С Новым годом, дорогие товарищи!» Все зашумели, поздравляя друг друга. Только Авдотья Егоровна молчала. Испуганно смотрела она на побледневшего мужа. Бокал в его руках дрожал. Он что-то шептал.

— Что с тобой? — озабоченно глядя на мужа, произнесла Авдотья Егоровна. Опомнись, Степа.

Но тут Степан Васильевич вдруг громко обратился ко всем:

— Выпьем, дорогие товарищи, за Сеньку Чудакова, дружка моего фронтового. Выпьем за то, что я благодаря ему дожил до этого дня, когда, могу и соседку, уважаемую Марию Петровну, чествовать и Новый год со всеми вами встречать.

Все присутствующие замерли. Одни с сожалением, другие с явной неприязнью смотрели на Неизвестного: не зря все эти годы его считали чудаком. А Степан Васильевич продолжал:

— Не смотрите на меня так. Ведь я вам чистую правду сказал. В ту новогоднюю фронтовую ночь я только вернулся с разведки. В тесной землянке нас осталось двое: я и дружок мой Сенька Чудаков. Решили мы вдвоем отметить Новый год. Налили кружки. Только успел я произнести: «С Новым годом!», как страшный взрыв потряс землянку. Больше ничего я не помнил…

Степан Васильевич вздохнул и закончил:

— А теперь, как только услыхал те самые слова, которые во фронтовую ночь произнес, все вспомнил. И то, как жил до этого, и то, что настоящая моя фамилия Кудряшов.

Потрясенные услышанным все молчали. Но только совсем недолго. К Степану Васильевичу потянулись десятки рук. Каждый спешил тепло поздравить человека, который в эту новогоднюю ночь перестал быть неизвестным как для себя, так и для других.

А. Вольный (А. Эпштейн).