ВОРОНОВ

ВОРОНОВ

(Отрывок из повести «Друг бесценный»)

Как правило, Николай Григорьевич Воронов возвращался домой в десятом часу вечера. Просмотрит в типографии, которая рядом с редакцией первые оттиски свежего номера газеты, проверит все ли клише на месте, не перепутаны ли подписи и идет отдыхать. Но и дома ответственный секретарь заглядывал в пахнущий еще свежей краской номер «Авангарда», ибо знал, что могут быть всякие сюрпризы.

Жена, Нина Ивановна, всегда ждала Воронова. Вот и сегодня, ласково встретив мужа, с удовольствием сообщила: «Я тебе, Коля, картошечку поджарила. Мой руки и за стол».

Обычно за ужином Вороное делился с женой служебными делами. Нина Ивановна до того, как заболела, работала в заводской многотиражке, не раз она давала мужу ценные советы, с которыми Николай Григорьевич очень считался. Сегодня же нехотя поковырял вилкой картошку, выпил чашку крепкого чая и молча направился к креслу, стоящему в углу, у заветного столика.

— Ты что, Коля, забелел? — обняв мужа, участливо осведомилась Нина Ивановна.

— Все в порядке, Нинок. Иди отдыхать. А еще посижу. Сама видишь, сколько газет, да еще и журнал надо просмотреть.

Нина Ивановна уснула быстро. Воронову же не спалось. Подумал, что испортить настроение легко, Поднять же его далеко не просто. И заведуюющий отделом пропаганды и агитации райкома партии Михаил Шабанов в этом играет далеко не последнюю роль.

Воспоминания увели Николая Григорьевича в минувшие годы. Не раз ответственный секретарь газеты «Авангард» попадал в неприятные истории.

… Как-то в Глухювск приехал сотрудник областной газеты Геннадий Петухов. Парень, вроде, свойский. Ночевал у Воронова. Выпили по рюмочке. Как с другом поделился с ним Николай о своей заботе:

— Месяц лежат два письма. Не решу, что с ними сделать. То ли проверить самому, то ли послать на расследование.

— Ты их в корзину. И делу конец, — посоветовал Геннадий.

— Да ты что? — удивился Воронов. Предложение коллеги из областной газеты было для него диким и непонятным.

А в День печати в областной газете появилась корреспонденция Геннадия Петухова: «Где рабкор, где селькор?» В ней автор обрушивался на заведующего промышленным отделом Глуховокой газеты Николая Воронова за пренебрежительное отношение к письмам трудящихся.

— Это тебя Петухов по-дружески поздравил с Днем печати, — шутили глуховские журналисты.

Месяцев черев шесть снова появился Петухов. Он зашел к Воронову и протянул, улыбаясь, руку:

— Здравствуй, Коля.

— Как живешь?

— Собака ты, а не товарищ, — зло ответил Воронов.

— Ну чего дуешься, старик? — снова улыбнулся Петухов. — В нашей работе всякое бывает. Не порть зря нервы. Лучше подбери мне хорошую полосу, которую сам готовил. Я тебя за нее похвалю. Так сказать, ради очистки совести. Согласен?

— Мне это не требуется.

— Я и без тебя обойдусь. На то и существует подшивка.

А вскоре в областной газете появилась статья «Ценная инициатива». В ней хвалили газету «Авангард» за страницу, посвященную благоустройству Глуховска. Отмечалось, что полосу подготовил заведующий промотделом газеты Н. Воронов.

— Бессовестный! — прочитав заметку, воскликнул Воронов. — С такой беспринципностью можно черт знает до чего докатиться!

Интуиция не подвела Воронова. Оставшись в городе, оккупированном немцами, Петухов некоторое время подвизался в местной профашистской газетенке.

«Конечно, — рассуждает Воронов, — в семье не без урода. Петухов — сорняк на нашем журналистском поле».

…За стеной старинные часы напоминали о себе. Повернулся Воронов на другой бок. Но никак не мог уснуть. Думал он уже о сегодняшнем дне, который принес такую встряску. Его обвинили в грубости, черствости, пьянстве. Правда, если выведут из себя, он может иногда повысить голос. Но тут же виновато улыбнется, мол, простите, погорячился. А какой из него пьяница, – каждому известно.

Вот грубостью и бессердечием можно назвать то, что недавно произошло в Невежеской редакции. Там многие годы ответственным секретарем газеты «Труд» являлся приятель Воронова, добрый человек Михаил Петрович Шушлян. Его в одночасье сплавили на пенсию потому, что районному начальству не угождал, был прямолинейным, критикуя невзирая на лица.

Видимо, и Шабанов, и те, которые, не задумываясь, послали Шушляна «на заслуженный отдых», — одного поля ягодки. И от них большое зло обществу.

Но чтобы там ни было, ничто не может изменить отношения Воронова к другу своему бесценному — к газете. Много исходил и изъездил он за журналистскую жизнь. Были радости, огорчения. И все-таки, если снова пришлось начинать, он выбрал бы, как сказал один поэт-журналист, «беспокойные хлопоты эти».

Тяжелый труд журналиста. Очень даже тяжелый. Взять, к примеру, учителя. У него тоже нелегкий хлеб. Но тот дело имеет с классом максимум в сорок человек. У газетчика же аудитория — тысячи таких классов. И надо так владеть пером, чтобы написанное тобой волновало, доходило до сердца, до сознания каждого читателя, где бы и кем бы ни работал. Если же чужая подшивка — твой постоянный советчик, то уступи место тому, кто своим призванием сможет украсить газету…

А. Вольный (А. Эпштейн).