ВОРОВСКАЯ НОЧЬ

ВОРОВСКАЯ НОЧЬ

…Мы к этой жизни приговорены,
Мы к ней для верности прикованы цепями…
В. Высоцкий.
В непостижимой для человеческого разума бесконечности пространства, без начала и конца во времени, влекомая и прикованная к Солнцу законами всемирного тяготения, летит крошечная планета Земля куда-то в непознаваемое будущее из неизвестного прошлого. А было ли начало? Каким будет конец? Никто не знает этого. И есть на этой планете суша и водная гладь, горы и леса, пустыни и поля. И живут на этой планете такие странные существа под названием «человек». Рождаются они и умирают, эти «человеки», пришедшие ниоткуда и уходящие в никуда. Что такое даже длинная человеческая жизнь в сравнении с бесконечностью времени? Ничто! Так почему же, за какие такие заслуги или грехи в это самое ничтожное времяизмерение, равное человеческой жизни, выпадают ему такие испытания, даются такие озарения, отчего один горит хоть мгновенье ярким огнем, а другие тихо исходят едва заметным дымком? Был человек — и вот уже нет его. Только в не очень благодарной памяти кое-кого из близких или друзей еще будут время от времени разгораться огни воспоминаний, как в догорающем костре, а потом и этого не станет. Только музыка вечна — утверждают ученые люди. И действительно, от египетских пирамид или остатков Колизея не узнаешь безвестных их строителей.
И любовь уходит в никуда, оставляя после себя опустошенную душу и иссушенное тело, горечь разочарований и слезы обид. Так было, есть и будет. У одного больше, у другого меньше — как кому повезет.
Вот вам, уважаемый читатель, пример.
Каждый раз он думал, что уходит навсегда, и каждый раз с удивлением обнаруживал себя здесь, в знакомой до мельчайших подробностей обстановке. Выключил телевизор, по которому передавали надоевшую убогую рекламу. Зашторил окна. Ну, вроде, всё. Закрывая квартиру, услышал за спиной голос соседки по лестничной клетке: «Куда это Вы, Виктор Петрович, в такую погоду собрались?»
— А что, погода плохая?
— Просто ужас. Дождь со снегом. А ветер, ветер… Собаку и ту не выгонишь на прогулку.
У ног тёти Клавы дрожал всем телом мокрый пёс.
— Надо съездить в одно место, — ответил он.
— Зоя Ивановна, выходит, опять в командировке? — лукаво осведомилась тётя Клава.
— Где же ещё ей быть. Опять в командировке. Ну ладно, тёть Клава, извините, но мне нужно ехать.
— Езжай, милый, езжай, если очень надо…
«Ну и погода, — подумал он, выйдя из тёплого подъезда. — Врут метеосводки нам всегда. Ветер ледяной, льёт как из ведра, и снег».
В машине было тоже холодно. Прогревая двигатель, как бы машинально, заученным движением включил приёмник. Тихая, навевающая успокоение музыка лилась в салоне. А за стеклом бушевала непогода. «В такую ночь только воровать. На улице никого не видно. Может, не ехать? Как же не ехать, если она будет ждать? — думал он. — Надо ехать». С этими словами он тронул машину и выехал на улицу. Через квартал возле светофора увидел группу людей, от которой наперерез ему выскочили двое и замахали руками. «Черт знает что. Может, банда?» Он остановил машину.
— Гражданин, здесь человеку плохо. Надо срочно в больницу отвезти.
— Не пьяный?
— Нет, что Вы. Он сердечник давно. Вышел на улицу и упал.
— Давайте втаскивайте, только осторожно.
— Ой, спасибо Вам. Здесь же телефона нигде нет и открывать никто не открывает.
В приемном отделении городской больницы больного быстренько укатили куда-то по коридору.
Виктор Петрович взглянул на часы. Он уже опаздывал.
— Инфаркт, представляешь, Витя, у отца. Врач говорит, что вовремя доставили. Спасибо Вам, гражданин.
— Жить-то будет? –— спросил он.
— Врач говорит, что, может, и обойдется.
— Дай Бог, — посочувствовал Виктор Петрович.
— Ну, ребята, мне пора.
— Спасибо Вам, — в два голоса откликнулись.
В салоне машины было тепло, но настроение от этого не улучшилось. Тягостное ощущение близкой беды не покидало его. От этого как-то по-новому защемило сердце. Достал из кармана таблетку валидола и положил под язык. Стало легче, затем вообще отпустило.
«Что за день такой? На работе трам-тарарам, дома покоя нет. Сейчас что будет? Какая-то цепочка. А может, всё это случайности? Если бы с Зоей жили хорошо — не было бы Светы. Не было бы Светы — не выехал бы на улицу. Не выехал бы на улицу — мог бы умереть тот гражданин. А дальше что? Ещё звено?»
Так размышляя, он остановил машину и вошел в подъезд дома, где с некоторых пор был не один раз.
Светлана открыла дверь и оторопела: перед ней стоял вроде и тот, и совсем не тот Виктор.
— Что с тобой, Витя, случилось и почему опоздал?
— Сейчас расскажу. Замерз как собака, — вместо обычного приветствия ответил он. — Дай хоть разденусь.
— Ужинать будешь? Сейчас подогрею.
— Слушай, Света, дай мне выпить чего-нибудь.
— Иди сам наливай. И я хочу.
Ужинали почти молча и без аппетита. Светлане словно передалось настроение Виктора.
— Ну, что будем делать? Или домой поедешь? — внезапно спросила она.
Виктор поднял голову и некоторое время смотрел на Светлану, потом, словно стряхивая с себя липкую паутину, передернул плечами и засмеялся.
— Не пойму, что происходит. Наваждение какое-то. Может, на погоду? — невесело ответил он.
— Ты знаешь, сколько сейчас времени? Завтра обоим на работу. Так что не долго думай, — с раздражением ответила Света.
Её красивое лицо сейчас выражало ту степень раздражения, за которой мог последовать взрыв, а это было ни к чему.
— Ладно, ладно, не сердись по пустякам. Всё будет хорошо.
— Что же здесь хорошего. Нормальные люди спят давно сном праведника, а ты разводишь никому не нужные философствования. Философствуй с Зоей, если это ей нравится, в чём я сомневаюсь.
Вновь начало давить сердце. Сердце билось неровно, словно предупреждая хозяина о пределах нагрузки. Виктору захотелось домой в неуютную и опостылевшую квартиру, где его ждет покой, элементарный покой.
— Что с тобой случилось сегодня? Может, мне больше не приезжать?
— И не приезжай. Обойдусь. Подумаешь, принц голубых кровей нашелся!
С этими словами Светлана вскочила со стула, и здесь случилось нечто ужасное: она зацепилась одной ногой за ногу Виктора, как-то неловко качнулась в сторону и, потеряв опору, со всего размаха упала на пол, при этом ударившись головой об угол газовой плиты. Всё произошло так неожиданно, что Виктор растерялся. Профан в делах медицинских, он попытался посадить её на стул, а заметив показавшуюся кровь в уголке рта, совсем пал духом. Попытался найти пульс, да где его найдешь, если руки трясутся, как у пойманного воришки. Потом он заметил, что она дышит. Это несколько его успокоило.
— Слава Богу, хоть жива. Нужно вызвать «скорую». Может сотрясение мозга у неё?
Опрометью кинулся в другую комнату к телефону. Набрал 03.
— Алло, алло, приедьте скорее, пожалуйста.
Он назвал адрес и фамилию. Сонный голос осведомился:
— А что у вас там случилось:
— Что, что..! Человек умирает!
— Хорошо, ожидайте.
Боль в области сердца усилилась, не хватало воздуха. Опираясь о стенку, Виктор вышел в кухню, потом вновь положил валидол под язык и без всяких мыслей в голове посмотрел на Светлану. В той же неудобной позе, на полу, с подтянутой левой ногой, она, казалось на первый взгляд, не дышала. Он принес подушку и положил ей под голову.
Боль за грудиной нарастала, становилась нестерпимой. На лбу выступил холодный пот. Вспомнив, что при таких болях можно выпить чего-нибудь крепкого спиртного, он налил водки и когда выпил один глоток, потерял сознание. Рюмка выпала из его руки, покатилась по столу, а сам он мягко сполз на пол.
Дальнейшее происходило вне его сознания. Приехавшие врач и фельдшер скорой помощи были немало удивлены, что помощь оказывать пришлось другому.
Света, обливаясь слезами, помогала положить Виктора на носилки, суетилась, умоляла сделать всё, чтобы он не умер. Но фельдшер вводил в вену и под кожу лекарства Виктору, врач дал ей успокаивающих, заверив, что в больнице имеется всё необходимое для лечения таких больных, посоветовав поменьше беспокоить больного.
Очнулся Виктор в палате. Весь в трубках, каких-то шлангах, окружённый аппаратурой и белизной обложенных кафелем стен. Боли он почти не ощущал. Осталось только чувство давления, как после тяжёлой работы. То и дело подходили люди в халатах, о чём-то вполголоса разговаривали, что-то отключали и выключали, измеряли давление, выслушивали что-то только им понятное в его груди.
На удивление, мысли его были чёткие, а медикаменты, видимо, делали свое дело — ему было просто хорошо.
— Который час? — спросил он у одной из медсестёр.
— А скоро смену сдавать. Скоро семь утра.
— А я давно здесь?
— С двух ночи. У нас учёт точный.
— А что у меня? Инфаркт?
— Есть маленько. Врач вам всё расскажет. А вы постарайтесь не говорить, не поворачиваться, не волноваться. Всё будет хорошо. Отдыхайте.
— Спасибо Вам, — с этими словами он словно по мгновению волшебной палочки вновь уснул.
Во время утреннего обхода он чувствовал себя достаточно хорошо. Часов в одиннадцать утра к нему, воровато озираясь, подсел сосед, худой одноногий старик и представился Андреем Мироновичем. Потом он скороговоркой сказал, что здесь уже двенадцатый день, что ему разрешили ходить, что при инфаркте главное лежать и не волноваться.
— Я свою старуху костылём гонял. Придёт, да как начнет причитать, аж муторно становится. Клятая баба. Вот выпишусь, я ей покажу. Да ты лежи пока, а я на свою койку полезу. Санитарки здесь злющие. Я к тебе вечером приду. Звать то как? Виктор? Хорошее имя, только вот инфаркт ты рановато заимел. Ну лежи, лежи…
За окном голые ветви деревьев качались в такт порывам ветра, видимо, моросил дождь. Виктор подумал о приятном старике: «Отлежал двенадцать дней. Ничего себе. А сколько же всего? Не меньше месяца». Совсем без энтузиазма подумал о встрече с женой. Что ей сказать? Ладно, кривая выведет. Под эти мысли он опять задремал.
— Витя, Витенька, проснись, — услышал он сквозь сон. Открыв глаза, увидел сидящую рядом Светлану. Всё такая же красивая, она выкладывала на прикроватный столик пакеты.
— Слушай, Витя, меня сестра пустила ровно на одну минуту. Что ж ты не сказал мне, что у тебя больное сердце? Господи, как я перепугалась. Ты понимаешь, я, когда упала, то немного прикусила язык. Лежу и думаю: «А что он станет делать?» Как ты за мной ухаживал, сам такой беспомощный? Ой Витя, Витя… Всё будет хорошо… Поправляйся скорее…
Показавшаяся медсестра бесцеремонно вытолкала Светлану. Та на прощанье чмокнула Виктора в лоб и улетела в коридор, где деловито подкрасила губы, поправила причёску и ушла, сопровождаемая восхищёнными взглядами одних и завистливыми — других.
Виктор стеснялся своего вынужденного положения, наготы, небритого лица и многого другого, от чего его быстро отучила санитарка.
— Поправишься — будешь дома командовать, а здесь выполняй мою команду. Утку подать? То-то же, а то стыдно… Много вас тут таких.
Дежурная медсестра деловито спросила:
— Болей вот здесь нет? Хорошо. Если появятся — вот вам таблетка под язык или зовите меня. Я здесь рядом.
К вечеру больница затихла. В наступающих сумерках он увидел, как в открытую дверь вошла Зоя. Было тихо, и только лёгкое давление за грудиной несколько портило атмосферу покоя. Сосед, которого про себя Виктор окрестил «Калика-Перехожий», повернулся на бок, успев перед этим подмигнуть: вот и тебя начали мучить.
Виктор слегка подтянулся на руках, чтобы удобнее лечь на кровати, и выжидательно смотрел на Зою. Наблюдал ли кто-нибудь, как заходят люди в воду? Вначале робко одной ногой, затем по колено, потом, при этом поёживаясь, до пояса, потом ах, ещё раз ах, и вот вы в воде. Так, примерно, входила в палату Зоя. Для человека непосвящённого здесь многое могло показаться фантастическим. Блестевшие лампы, трубы, аппаратура, койки в самых немыслимых положениях. Вот её глаза обошли обитателей палаты и встретились с его глазами. Быстро стуча каблуками, она подошла к его кровати.
— Здравствуй, Зоя, как доехала? — спросил он. Хотя прекрасно знал, что в эту ночь она ночевала в другом месте, не дома.
— Ты как сюда попал? Где ключи от машины? Впрочем, я знаю. Эти пакеты от неё?
— От неё. Ты ещё хочешь что-то спросить? Если нет, то не тревожь меня, пожалуйста. В другой раз поговорим.
— Улёгся в больницу, сердечником прикинулся. Я должна с утра бегать по всему городу, искать тебя. Хорошо, хоть тётя Клава намекнула, где тебя можно искать. Где ключи от машины?
— Да отцепись ты с этой машиной. Ключи в куртке. Куртка в приемном покое. Да и зачем тебе машина? У тебя ведь прав нет.
— Не твоё дело. Знаю зачем…
«Калика – Перехожий» сердито хмыкнул и сказал:
— Вы, гражданка, мешаете нам отдыхать. Я сейчас сестру позову.
— Ваша медсестра будет молчать. Она получила указание от главврача. А Вы, если лечитесь, то лечитесь, не мешайте нам разговаривать.
— Зоя, дай Николаю телеграмму, пусть приедет. Хочу посмотреть.
— Надо будет — дам. По тебе не видно, чтобы здорово болел, а ему из института срываться. Завтра тебя осмотрит профессор. Будем искать лекарства. Здешние врачи как один неумехи.
Виктору было смешно и в то же время страшно. Ну, хорошо, думал он, мы не любим друг друга, мы этого не скрываем, но зачем показывать предел невоспитанности в такой час. Он давно не плакал. Сейчас же у него медленно выкатилась одна, потом другая горько-солёные слёзы из глаз, покатились по виску и углу рта. Он чувствовал их и одновременно чувствовал, как стесняет дыхание, сердце билось реже, с гулкими перебоями, всё реже и реже…
Зоя, видимо, заметила это и позвала: «Сестра, скорее…» Медсестра проверила капельницу, измерила давление, потрогала пульс, потом злым шёпотом сказала: «Идите отсюда. Вы кто ему? Жена? Да разве себя так ведут? Где Вы взялись на мою голову. Вы нам всё испортили. Идите отсюда», и кинулась за врачом.
Виктор этого уже не видел. Огромное жёлтое облако вихрем крутилось вокруг него. В центре вихря находился он – маленький и беспомощный. Вихрь вертелся с большей и большей силой, в в центре его забелел туннель, и стремительная сила понесла его в этот туннель, засияло всеми цветами радуги и померкло.
— Люди, скорее, человек умирает, — стуча костылём кричал на всё отделение «Калика-Перехожий».
— Умер, — ответила медсестра и смахнула набежавшую слезу.

…Смерть от чужих за камнем притаилась,
а сзади тоже смерть, но только от своих…
В. Высоцкий.

Петр Иващенко.