ПАУК

ПАУК
Боже, как болела голова. Моросящий за окном нудный дождик как бы подчеркивал минорный фон настроения. Ах, как было хорошо вчера, а сейчас отрывочные воспоминания вызы­вали чувство дурноты: лоснящиеся лица мужчин, визгливый смех женщин, вчера остроумные, а сегодня пошловатые шутки и тосты, руки, ноги, потеки туши на веках, размазанная помада… Тяжело, ох как тяжело.
Воспитанная секретарша неслышно вошла в кабинет с чашкой кофе и бутылкой минералки, и так же неслышно вышла.
Кофе показался невкусным, минеральная вода пресной. Зазво­нил селектор. Секретарша приглушенным голосом сказала:
— Вален­тин Петрович. Здесь к вам посетитель.
— По какому поводу?.
— Го­ворит по личному.
— Ладно, через десять минут пригласите.
За­тем достал из стола таблетку импортного лекарства и запил ее ми­нералкой. Четыре телефонных аппарата молчали. Ну и хорошо. Сам он тоже пока не намерен звонить кому-нибудь. Подчиненные знали свое дело, а пухлая папка с документами подождет.
Открылась дверь, и в кабинет вошел мужчина выше среднего роста, одетый скромно, но с достоинством и представился:
— Николай Николаевич Столяров. Позвольте присесть?
— Пожалуйста
Посетитель сел поудобней и сказал:
— Валентин Петрович, насколько нам известно, вы в этом кресле недавно. Что-то около месяца?
— Да, двадцать шесть дней. Ну и что из этого? И кто это вы?
— Особого значения это не имеет. Впрочем, можете не беспоко­иться. Мы — ваши друзья.
— У меня много друзей, — с раздражением ответил Валентин Петрович. Столяров положил правую руку на подлокотник креста я выбил пальцами короткую барабанную дробь. На безымянном пальце Валентин Петрович увидел тонкое кольцо, которое сразу привлекло внимание: не золото, не платина, с зеленоватым оттен­ком. В глубине памяти сработала молчавшая до сих пор пружина: зеленое кольцо со змейкой. О нем говорил Борис. Действительно, когда он принимал дела, его предшественник, с видимой неохотой покинувший апартаменты, сказал ему: «Валентин, если к тебе при­дет человек с колечком оригинальным таким, вроде как зеленая змейка, не бойся его. Можешь всех бояться, а его не бойся».
Во время несколько затянувшейся паузы хозяин кабинета и гость изучали друг друга. «Видимо, мелкий перекупщик или спекулянт средней руки» — думал Сизов. «На похмелье и денег нет», подыто­жил Столяров.
— Чем могу служить? — спросил Сизов.
— Я вам принес комиссионные за этот месяц. Берите, не бой­тесь. — С этими словами Столяров ловким движением извлек из пиджака три пачки в банковской упаковке и положил перед Сизо­вым. Тот так же быстро спрятал их в стол, потом спросил:
— За что?
— Помните партию импортной обуви? За эту операцию.
Сизов вспомнил, что недели две назад их база должна была по­лучить партию импортной обуви. Вместо этого шофер привез день­ги, копейка в копейку и оформленные документы. Деньги сдали в банк, а куда делась обувь — никто не знал. У Сизова хватило ума не поднимать шума.
— В следующем месяце вы должны будете получать загранич­ную электронику. Получите половину. Ну, а вам будут проценты.
Эх, если бы в этот момент Сизов взглянул на собеседника, он бы увидел жесткую иронию в глазах Столярова Однако, мысли Сизова были в другом месте. «Сколько же там? Вероятно тысяч тридцать. Неплохо и как раз вовремя. А какой риск? Никакого. Я ведь ничего не подписывал. Тем более есть возможность отказать­ся от своры мелких просителей. А то уже и домой звонят — помоги­те, достаньте и т. п. »
— Хорошо, согласен. Но я просил бы вас не забывать об осто­рожности. Столяров коротко засмеялся:
— Это я вас хотел просить об осторожности. Деньги нужно тра­тить с умом, впрочем, как и зарабатывать их. К вам я больше не буду ходить. Время от времени к вам будет заходить один человек для уточнения деталей. Прошу не выгонять.
— Как а его узнаю?
— Он скажет, что от «дяди Коли». А теперь разрешите откла­няться. Надо еще кое-куда зайти да и у вас работа.
Когда Сизов поднял трубку зазвонившего телефона, Столяров уже вышел.
Умен и осторожен был Алексей Назаров, только что представившийся Сизову как Николай Николаевич. Все правильно, в трех его паспортах с разными городами прописки были эти фамилии, разные имена и разные отчества. Кто знает, какая из этих фамилий была истинной, как бы сложилась его судьба, если бы не проклятая война, искалечившая судьбы миллионов людей.
… Однажды в августе сорок шестого года, слоняясь по вокзалу и мучимый голодом, приметил Алешка два красивых больших чемо­дана. возле которых сидел с костылями офицер. Ломоть хлеба из дома был давно съеден, и хотя бойкие торговки предлагали всякую еду, от которой в желудке наступали мучительные спазмы, не мог он позволить такую роскошь, так как все деньги ушли на приобретение билета до Москвы, куда Лешка ехал к одинокой тетке из села, где осталась мать да две меньшие сестренки. Так он ходил и смот­рел. Заметив, что офицер в очередной раз отправился к буфету, ух­ватил один чемодан и потащил к перрону, воспользовавшись вок­зальной сутолокой в связи с прибытием очередного поезда.
Когда железная рука милиционера схватила его за ворот запла­танного отцовского пиджака, когда все кругом заорали: «Держи вора!!!». Лешка только заплакал от обиды и так стоял, ничего не вяля и не слыша. Приковылявший майор с папиросой в зубах спро­сил:
— А может парень есть хочет?
Трясущейся рукой он рванул из кармана галифе смятые деньги:
— На, парень, иди поешь чего-нибудь.
Перед глазами майора стояли лица таких же безусых парней, которых он водил в атаку на пулеметы фашистов. Но было поздно. Какая-то мордатая торговка, брызгая слюной, диким пропитым криком орала: «В тюрягу его. Ишь их сколько развелось. И воруют. Вон у меня вчера кусок сала украли. А ты, ахвицер, фронтовик, еще защищать вора задумал, а?»
Дико исказилось лицо майора от обиды за себя, за страну, за эту поруганную юность. Его чемодан был на месте, на запястьях Леш­ки щелкнули наручники. Два милиционера повели его в отделение. Без долгих проволочек получил Лешка восемь лет лагерей. И отси­дел бы свой срок он, как и многие тысячи и тысячи других, если бы в одном из лагерей не познакомился с «дядей Сашей».
Дело было так. К пятидесятому году Лешка стал бывалым зеком. Многому его научили лагерные «университеты», но не всему. Он мог любого обыграть в карты и карманы почистить, и больным при­кинуться, только не мог сломаться. В один из вечеров при свете тусклой лампочки он завязал драку не на жизнь, а на смерть с дву­мя такими же зеками. На крики и шум, сердито ворча, пришел под­ручный «пахана», двумя ударами разбросал в стороны дерущихся, а окровавленного Лешку поволок в святая святых барака — к «дяде Саше». Простому смертному зеку было одинаково недоступно — попасть ли к Богу, попасть ли к «дяде Саше». Отгороженный от остальных, тот жил своей непостижимой жизнью. Отсюда исходи­ли приказы, сюда стекались деньги, продукты, водка, курево и мно­гое другое. Авторитет «пахана» был непререкаем и всемогущ. Леш­ка знал, что год назад пару посягнувших на власть «пахана» зеков просто больше никто и нигде не видел.
Кое-как вытерев кровь с лица, Лешка вошел к «дяде Саше». На него смотрели острые глаза «дяди Саши» и приближенных.
— Что случилось? Жорка, один из телохранителей, угодливо улы­баясь, почти шепотом пробормотал: «Шумят, покой Ваш наруша­ют. Пускай сам расскажет».
Подняв голову, Лешка посмотрел на «пахана». «Так он же боль­ной старик, доходяга», — почти с испугом подумал он. Таких как он видел в лагерной больнице: бледные, с большими животами, с отек­шими ногами.
— Жорка, водки, — негромко приказал «пахан».
— Счас сделаю.
Жорка метнулся под нары и появился с бутылкой.
— Налей ему. Пожрать дай, а я пока отдохну.
Пахан откинулся на подушку, задышал часто и прерывисто,
Руки его поочередно гладили живот, словно что-то мешало ему. Приближенные были ошеломлены. На их глазах впервые в истории вместо расправы угощали водкой и едой какого-то замухрыгу.
— Поел? Лезь ко мне. А вы все пошли вон. Мешаете вы мне, ох как мешаете.
Тихо, как мыши, все уползли кто куда.
— Рассказывай все как на духу.
Сытый, хмельной, не верящий своему счастью Лешка, разучив­шийся в лагерях доверять кому-либо, рассказал все.
— А ты сам откуда?
— Воронежский я, из села.
— Какого села?
Лешка назвал.
— Земляки, значит.
Лешка не стал уточнять, так как знал «по закону», что отсюда можно не выйти.
Пахан долго молчал, потом спросил:
— Что думаешь делать на свободе?
— Сам не знаю. На работу надо будет устраиваться.
— Да, без работы не проживешь. Потом негромко сказал «Жор­ка!» Неслышно выросла фигура Жорки.
— Что, дядь Саша?
— Значит, так. Лешка остается с нами. Понял? На работу он не ходит. С тех пор Лешка жил, можно сказать, как у Бога за пазухой. Тем не менее «дядя Саша» все расспрашивал и расспрашивал его о житье-бытье, о родственниках, а однажды спросил:
— А где сейчас Козодоевы?
— Нет их ни одного. Я тогда еще малый был, но в голодовку все померли, — ответил Лешка.
— Жалко, Иван — брат мне доводится.
На руке у «дяди Саши» Лешка сразу приметил темноватое ко­лечко. К этому времени он уже настолько осмелел, что позволил себе задать вопрос:
— Откуда кольцо такое интересное?
Тот молча пил чифир.
— Придет время — расскажу.
Счастье не может быть бесконечным. С каждым днем здоровье «пахана» ухудшалось и ему с большим трудом удавалось поддержи­вать дисциплину в бараке. Лешка узнал, что «пахан» был в лагерной больнице, что у него рак желудка и что он отказался «актировать­ся», то есть стать досрочно освобожденным.
— Некуда мне ехать, здесь умру. — так он ответил лагерному на­чальству.
Этой же ночью, выгнав всех, кроме Лешки, он сказал:
— Скоро помру. Времени мало. Слушай внимательно. Таких ко­лец было сделано четыре. Одно у меня, одно в Москве, одно где-то ходит, одно утонуло в болоте вместе с владельцем. Я тебе с Жоркой организую побег, но пойдете после моей смерти. На воле поедешь в Москву. Вот тебе адрес. Скажешь, что от «дяди Саши» и покажешь колечко. Никому никогда не давай его в руки. Будешь сам умирать —передай по своему усмотрению. Если некому—уничтожишь. Коль­цо имеет силу и власть необыкновенную. О них знают только люди посвященные. Сделали их зеки в царской тюрьме из чистого желе­за с малахитом и они передаются по наследству. С Жоркой контак­тов не имей. Сволочь он. А в тебе что-то есть. Потом смотри сам. Наши законы жестокие. Пикнуть не успеешь и нет тебя.
В каблуке ботинка Лешка сделал схованку, куда спрятал адрес и кольцо. Денег пахан дал ему и Жорке поровну. Под конец он взял с них страшную клятву и отправил в барак насовсем.
Утром весь лагерь знал о смерти «пахана». Тут же все кинулись растаскивать оставленное добро, передрались, матерясь и зло щеря зубы.
Побег прошел без сучка и задоринки. Одним словом, через две недели Лешка стоял перед обитой дерматином дверью московской квартиры. На звонок вышла дородная пожилая женщина
— Вам кого, молодой человек?
— Мне бы Всеволода Петровича. Я от дяди Саши.
— Сейчас позову.
На пороге вырос высокий седой мужчина в теплом халате.
— Что угодно?
— Я от дяди Саши.
— Чем докажете?
Лешка молча вытянул руку из кармана.
— О, проходите, молодой человек.
Войдя в теплую прихожую, Лешка некоторое время глазел по сторонам. «Живут же люди» — подумал он.
Через час разомлевший от ванны, выбритый, поодеколоненный, Лешка сидел за столом напротив хозяина квартиры и ел. Ел и ел, дивясь, как хозяин, намазав корочку хлеба маслом, долго ее рас­сматривает. потом как бы нехотя отправляет в рот. Когда с обедом было покончено, Всеволод Петрович подал папиросы и сказал:
— Ну-с, молодой человек, рассказывайте все. Это очень важно.
Лешка все рассказывать не собирался, но хозяин мелкими воп­росами все ему нужное узнал.
— Понятно, понятно…
Затем предложил:
— Вы поживете у меня три дня. Я Вам сделаю документы, дам денег и адрес. Поедете в Ташкент. Там Вас встретят. В дальнейшем Вам здесь появляться нельзя. Ни Вам, ни кому-либо из вас. Один раз в год будете присылать поздравительную открытку в канун Но­вого года с точным обратным адресом. Писать до востребования. Мы должны знать, где Вы находитесь. Живите, как хотите, но… Есть одно «но». Вам необходимо устроиться на работу. Совсем не обязательно лезть в шахту. Так, что-нибудь для души. Материально в любом случае Вы будете обеспечены. Для этого у Вас есть колеч­ко.
Лешку подмывало спросить, есть ли у старика кольцо, но он вспомнил клятву и только курил.
В Ташкенте хмурая, неприметная личностью отвезла его в дом, который отныне принадлежал ему, здесь же ему через неделю вру­чили второй паспорт и пятьдесят тысяч рублей. Все делалось молча и спокойно, словно упреждая его желания. Поразмыслив на эту тему достаточно долго, Лешка пришел к выводу, что этого мало. Нужно найти еще одно место, где можно жить тихо и спокойно, при этом не привлекая лишнего внимания. Ташкентские друзья отнеслись с пониманием и через некоторое время он с дипломом техника, воен­ным билетом и прочими реквизитами прибыл в данный город. Уст­роился на работу, обжился и вскоре женился на разводной бездет­ной Марии. Данные ему инструкции он выполнял четко. Вскоре появились гости. Они приезжали, ночевали и так же незаметно уез­жали. Всякий раз хозяевам оставлялись крупные суммы.
Однажды, на подпитии, Лешка попросил привезти ему писто­лет. Гость изумленно посмотрел на него: «Зачем? Вы что до сих пор не поняли, кто Вы?»
— Понял, понял. Только мне он нужен.
— Воля Ваша… Достанем.
Так у него появился пистолет. Однажды он выстрелил. Подходя к дому, Столяров заметил мужскую фигуру в тени дерева.
— Что, Леша, не узнал? Из-за дерева появилась фигура Жорки.
— Какого черта ты приехал? Ты что, клятву забыл?
— Не забыл, только деваться мне некуда. Я в розыске.
— А я по-твоему где? Ладно, заходи, поговорим.
Они пили два дня. Оба эти дня Столяров вырабатывал план из­бавления от Жорки и ничего другого не придумал. Усадив пьяного Жорку в машину, к этому времени он приобрел подержанный «Мос­квич», он поехал по шоссе, затем свернул на лесную дорогу и оста­новился на опушке леса, на краю которого был раньше песчаный карьер.
— Жорка, выходи, покурим на свежем воздухе.
Жорка, пьяно ухмыляясь, неловко вылез из машины и отошел к кустам.
— Где же твой знакомый, а?
— А ты думаешь, что документы и деньги мне домой принесут? Это дело тонкое. Сейчас подвезут.
Жорка внезапно отрезвевшим взглядом окинул место, куда они приехали, и заорал:
— Ты что, гад, задумал? Да я тебя сейчас….
Выстрел в грудь опрокинул его навзничь, глаза в неверии в слу­чившееся смотрели на Столярова, затем затуманились.
Мария застала его за чисткой пистолета. Внимательно посмот­рела на его сосредоточенный —вид, отметила легкую дрожь пальцев.
— Отвез?
— Отвез на вокзал. Больше он не приедет.
Более года он ждал последствий. Когда очередной гость приехал с предложением организовать скупку-перепродажу автомобилей, Столяров с головой окунулся в это дело, по привычке занимая роль наблюдателя и контролера. К этому времени он убедился, что идея с приездом Жорки к нему была выработана другими силами. По сути это была проверка на лояльность. Он ее выдержал…
Сидя за рулем своей новенькой «семерки», Столяров медлен­но, аккуратно, как подобает убеленному сединой водителю, ехал по улицам города. В условленном месте стояла группа парней. Ровно в одиннадцать от группы отделился мужчина лет тридцати и подо­шел к машине
— Здрасьте, дядь Коль.
— Здравствуй, Женя. Это твои стоят?
— Мои.
— Я тебе сто раз говорил — мне блатные не нужны. Ты глянь на их морды. Тюрьма их не научила?
— Так из них только трое сидели.
— Опять сядут и других потянут. Все, разгоняй эту контору.
— Дядь Коль, так ведь мужики мучаются.
— Плати им сам. Как исправишься — позвонишь. Ладно, на тебе на вино. Несколько бумажек легли в руку Женьки, который, выти­рая взмокший лоб, понуро плелся к заметно оживившейся группке.
Столяров подумал, что надо бы заменить номера на машине. Что у них на уме, у этих подонков?
Солнце разогнало тучи, их обрывки неслись ветром, зеленая трава ласкала глаз.
— Эх, лечь бы на эту травку и поваляться как в детстве. Нельзя. Никогда. Съезжу сейчас, узнаю насчет того дела и обедать. Суета сует. Труды наши тяжкие.

Петр Иващенко.