На Азове,
в селе Семибалки,
в хате с крышей из камыша
жил я лето
у древней бабки —
в чем держалась только душа.
Всей родни старуха лишилась
и осталась,
как перст,
одна.
Но покоем
не дорожила —
в вечных хлопотах дотемна.
Сняли бабку
со всех учетов
в чуть неполную сотню лет.
Ни у бога
и ни у черта
к ней, должно быть,
претензий нет.
Все земное,
даже милиция,
потеряло над бабкой власть.
Для чего старухе молиться,
за кого ей
поклоны класть?
В хате нет ни икон,
ни огарочка,
мирозданье
в щелях сквозит,
да газетный портрет Гагарина
в боковушке ее висит.
Но за тоненькой переборкой,
нагорбатясь
за день-деньской,
как заступница,
перед богом
молит бабка
за род людской.
Бабка с богом ведет беседы
обо всем поросшем быльем,
будто бог
был ее соседом,
одногодком ее,
бобылем.
По своим непонятным святцам
бабка
молится на заре
не за брата
и не за свата,
а за всех людей на земле.
– Вот уеду,
может, замолвишь
слово доброе и обо мне?..
Ты ж не веришь в него,
соколик,
а без веры в том проку нет..
.
Не перечу я ей,
но отвечу,
я Матвеихе не солгу:
– В бога-господа
я не верю,
в твоего —
поверить могу.
Я не знаю,
чем кончу песню,
быть в раю мне
или в аду,
только счастлив буду я,
если
в святцы бабкины
попаду.
Г. Куренёв.
Извините, комментарии закрыты.