НЕМЕЦКОЕ КЛАДБИЩЕ

НЕМЕЦКОЕ КЛАДБИЩЕ

Кладбище это появилось в годы войны, место присмотрел комендант лагеря для военнопленных немцев Свинцов. Капитан Свинцов пережил Сталинградский котел, но жалости не потерял.

Для отошедших в иной мир иноземцев он выбрал место в двух километрах от города на возвышенности возле соснового леса. Пахло хвоей, и переливался ковер полевых цветов. Большак проходил в сотне метров, и по нему к вечеру на телеге везли умерших немцев. Лежали они на повозке штабелем, в старых изношенных мундирах.

Работать пленных заставляли по двенадцать часов. Немцы восстанавливали дома, разрушенные при бомбежке. В городе сильно пострадал центр. Торговые ряды были снесены с лица земли, их восста­навливать не стали. А вот кинотеатр возводить стали сразу же.

Первый гудок разносился в семь утра. Посте гудка на улице появлялись рабочие в грязной рабочей одежде. Ближе к восьми на работу шли быстрым шагом. Жители города шли по мощеным тротуарам, пленные немцы — по булыжной мостовой. К работе они приступали минута в минуту и исправно трудились до обеденного перерыва. Но как только звучал удар в рельс, немцы бросали невыработанный раствор, оставляли на месте носилки и бойко двигались к телеге с едой. Похлебку разливали в металлические миски и давали к ней сто граммов хлеба. Хлеб был с макухой, но и так вкусно.

В лагерь военнопленные возвращались затемно. Пили чай и ложились на нары, думая о далекой родине, о семье и смерти.

Иногда перед сном играли на губной гармошке да пели отрывистые песни. В каркающих словах была тоска по нормальной человеческой жизни, от которой навек оторвала война.

В домах возле лагеря жители слушали песни и проникались безысходностью. Вначале боялись военнопленных и на ночь наглухо запирали двери, закрывали окна ставнями. Со временем страх к пленным пропал и осталось лишь сочувствие. Некоторые подкармливали немцев картошкой. А ребятишки дружились с ними и с удовольствием прини­мали из рук германских мастеровых свистки из осиновых веток да незамысловатые дудочки. А самые маленькие с удовольствием влезали на колени.

Оборванцами пленные не выглядели. Старую, трижды переношенную форму они латали до бесконечности. И лишь на умерших надевали самое старое и не подлежащее латанию.

Умирали пленные часто. Во время войны на их место привозили новых. Побегов из лагеря не было: немцы понимали, что бежать некуда. После войны пополнение прекратилось. Самым тяжелым для всех был сорок шестой. Голод косил русских, а пленных увозили десятками. Хоронили их в общую могилу и сверху нарывали невысокий холмик без креста Холмики были одинаковыми и шли на редкость ровными рядами. Немецкая аккуратность чувствовалась даже здесь, на кладбище.

В сорок девятом году, когда оставшихся в живых отправили на родину, кладбище с возвышенности спустилось вниз, ближе к городу. Увозили немцев на машине по большаку вблизи кладбища. Возле леса машины останавливались, и все как один, даже самые ослабшие, спускались на землю. Молча, без единого слова, немцы прощались со своими соотечественниками, а потом еще долго оборачивались назад. На лицах уезжающих не было радости, они настолько устали от жизни, что глаза были пусты и равнодушны. Их погрузили в товарные вагоны и оправили в Восточную Германию.

А кладбище стало быстро зарастать травой. Жители крайних дворов пытались пасти там коров, но потом прошел слух, что от той травы они пухнут. Кладбище на десятилетие стало запретным местом, куда люди старались не ходить. А потом оно заросло молодым сосняком.

После чернобыльской беды в город нахлынули немецкие делегации с поношенными джинсами и пресными галетами. Они с удовольствием снимали на видео ребятишек, отвозивших на саночках иноземные подарки.

Делегациям говорили о кладбище, но у членов делегации не было времени на воспоминания и поминки. Они стремительно появлялись и стремительно исчезали.

Потом приехали ученые, но оказалось, что и тем некогда.

А в первый год реформ, когда все вдруг захотели стать богатыми, на кладбище хлынул лоток золотоискателей. Выкапывали останки, в черепах искали золотые зубы. Нашли немного, но холмики перерыли. Порядок и спокойствие были уничтожены, кладбище сровняли с землей. Оно опять заросло травой, и маленькие сосенки снова пришли на это место.

О кладбище быстро забыли, в год пятидесятилетия окончания войны никто о нем не вспоминал. И лишь в последние годы на его месте вылезают «слезящиеся» грибы — маслята. Их очень много — столько, сколько захороненных здесь душ.

Александр Стальмахов (А. Стэлла)

Извините, комментарии закрыты.