МИША

МИША

В дистанцию пути Миша Федоров пришел после окончания желез­нодорожного техникума. Высокий, отощавший за время учебы парень не вызвал в конторе особого интереса. По отработанной схеме выпускника отправили к мастеру Молчанову рабочим третьего разряда. У Молчанова бойкий участок: поезда шныряют один за другим. На следующий день я увидел Мишу. Он стоял в горловине станции и испуганно крутил голо­вой.

Привыкаешь? — спросил я.

Разве здесь привыкнешь? — ответил молодой специалист. —Та­кое движение, что и работать некогда.

Так говорили все, приходившие в бригаду Молчанова. А потом входили в курс дела и становились замечательными специалистами. Че­рез месяц Федоров спокойно ориентировался в поездной обстановке, а через два гола сдал на четвертый, самый высокий разряд.

Однажды из-за повреждения системы сигнализации начался сбой в графике движения поездов. Дежурила группа под руководством Федоро­ва. Ребята быстро выяснили причину и ликвидировали неисправность. Такая оперативность и профессионализм не остались незамеченными. Через неделю Федорова назначили мастером.

Мастер у путейцев — самая гадкая должность. Он всегда под прес­сом: сверху давит своими зачастую невыполнимыми командами началь­ство, снизу реальная, но по-русски пассивная рабочая масса. Люди, кото­рые хотят выпить, покушать, погулять и совсем не желающие работать. Их нежелание работать вполне объяснимо. Путейский труд физически тяжелый, а умственно абсолютно нетворческий. Мастеру приходится жить в реальном мире, а выполнять нереальные руководящие указания. Если же на участке произойдет крушение, то первый кандидат на скамью подсудимых — дорожный путейский мастер. Федоров сумел за короткое время завоевать авторитет у руководства и получить признание у рабо­чих. Были у него еще существенные достоинства: он не стеснялся спра­шивать и всем интересовался.

Поселился Миша в общежитии дистанции пути. Считалось оно дистанционным, но жили в нем работники всех отраслей железно­дорожного транспорта. Были даже врачи из железнодорожной больницы.

В одну из них, врача-стоматолога по имени Анжела, и влюбился парень.

Девушка была действительно хороша. Высокая, стройная, с длин­ными ногами и припухлыми губами, Анжела была «Мисс общежитие». Но врачиха знала себе цену и всех жильцов отвергала сходу.

Мишу она не отвергла, в они стали вместе ходить в кино, а в вос­кресенье на дискотеку. Ребята от Анжелы отстали, понимая, что появился избранник.

Наступила снежная зима, в такую погоду больше всего достается путейцам. Федоров пропадал на своем участке день и ночь. Встречи с де­вушкой стали редкими. Однако Новый год они договорились встречать вместе Компания подобралась неплохая: руководители цехов с женами, начальники отделов, инженеры. В кафе было шумно и весело. Когда за­кончились праздничные тосты, все поднялись танцевать. В это время в помещение вбежал парень в желтом сигнальном жилете.

Федоров здесь? — спросил он торопливо.

Миша танцевал с Анжелой.

У нас на участке повреждение, — доложил рабочий, — Началь­ство приказало найти мастера и выехать на аварию.

Анжела стала громко возмущаться, но Миша одернул ее: «Так на­до». Он оставил ее одну в компании, забежал в общежитие, оделся потеп­лее и на «летучке» выехал на место.

Повреждение они нашли сразу. От мороза в стыке порвало болты и смяло втулки в изостыке. Федоров отправил водителя за инструментом, а сам остался на месте повреждения. Поезда проходили по участку с умень­шенной скоростью. В освещенных окнах пассажиры поднимали стаканы.

Миша был один.

В лесу от мороза потрескивали деревья. Было холодно. Поврежде­ние устранили только к шести часам утра. Вернулся он в общежитие рано утром и постучался в комнату Анжелы. Никто не ответил. Он долго не мог уснуть, мучаясь страшным предчувствием.

Анжела не вернулась к вечеру. На следующий день он узнал, что она из кафе ушла с холостым инженером Фроловым из техотдела к нему в однокомнатную квартиру и осталась там. Осталась навсегда. Парень долго приходил в себя. На работе не напоминали о врачихе.

Наступила весна. Кончилась снегоборьба, а с ней и относительное затишье в путейской работе. В апреле начался капитальный ремонт пути. Делали по полторы нормы. Было приятно смотреть, как вместо гнилых шпал и изношенных рельсов укладывались новенькие железобетонные шпалы и еще незамазученные рельсы. При капитальном ремонте у мастера всегда уйма забот. Надо успевать следить за правильностью работ, не­обходимо со своей бригадой устранять мелкие недоработки, как говорят, отшлифовывать участок.

За апрель отремонтировали основные объемы, в мае приступили к замене примыкающих стрелочных переводов. Цвели сады. На смену бе­лоснежным вишням нарядились в бело-розовые одежды яблони.

При замене одного из стрелочных переводов произошла трагедия. Каретка укладочного крана на всей скорости ударила в висок бригадира Семина. Бригадир скончался на месте. Наехали комиссии, стали искать причину трагедии и виновника. Виновным признали руководителя работ дорожного мастера Федорова. Сняли с должности, перевели рабочим низкого разряда.

Федоров с ломом и лопатой отработал два месяца, а потом попро­сил отпуск.

Парень к тому времени от переживаний высох, брюки висели как на колу. Начальство пожалело бывшего мастера и подписало отпуск. Вер­нулся Федоров день в день. Пришел в отдел кадров и положил на стол вызов из семинарии. Кадровик ахнул и побежал к начальнику.

Предприятие имело звание коммунистического труда, и вырастить в коллективе попа считалось большим позором. Начальник дистанции на­брал номер военкома: «Николай Фомич, выручай!»

На следующий день Федоров получил повестку, а через день уже чистил на кухне картошку. Вокруг слонялись без дела в выцветших гим­настерках «партизаны».

Служба была несложной. Политзанятия, стрельба и поиски само­гонки. Федорова продержали до октябрьских праздников.

Он вернулся в дистанцию пути, когда выпал первый коварный снег.

Хватит дурить, — сказали в отделе кадров. — принимай свое прежнее место.

Но от должности дорожного мастера парень категорически отка­зался.

Чудак, — удивились кадровики. — Тебе не надоело работать ломом?

Надоело.

Ему дали третий разряд, и Миша затерялся в серой рабочей массе. Миша в этой массе не спился и не отупел.

Он дождался следующего срока поступления в семинарию, взял больничный. За две недели сдал вступительные экзамены и снова принес.

В отделе кадров сказали:

Ты нарушил больничный режим. Мы ставим тебе прогул и увольняем по статье.

Ставьте, увольняйте, — ответил Федоров. — Я вам дарю свою трудовую книжку.

И хлопнул дверью.

В Загорске он получил форму семинариста и приступил к занятиям.

Занятия были трудными. Подготовка в семинарии была всесторон­ней. Изучали по программе института, основным предметом было бого­словие.

На молитву ходили смиренно, один за другим. Вечернюю читали по очереди.

Однажды, когда семинаристы вышли и стали полукругом лицом к алтарю, из толпы, скопившейся в церкви, негромко окликнули: «Миша!».

Голос был женский, знакомый.

Миша съежился.

Миша, — услышал он возле уха.

Он повернулся голову и увидел Анжелу. Она еще больше похоро­шела.

Здравствуй, — сказала женщина, и с сочувствием: — Как жи­вешь?

Слава Богу, хорошо, — ответил семинарист.

Помолчали.

Я к тебе приехала. Где с тобой можно поговорить?

И оглянулась.

Семинаристы молились, искоса поглядывая на красивую женщину.

О чем?

О серьезном, очень серьезном.

Прости, Анжела, но самое теперь серьезное у меня — служение Богу.

Вечерняя закончилась. Семинаристы гуськом ушли вглубь. За пре­небрежение к вечерней службе Миша получил нагоняй. Три дня ему пришлось читать самому, и все эти дни он ощущал на себе взгляд Анже­лы.

Поговорить им так и не удалось.

Семинаристы — народ молодой. Интересы у них те же: выпить, по­курить и поглазеть на девушек. Делали это втихаря, боясь преподавате­лей. Федоров за время учения не пил и не курил.

После окончания семинарии ему дали имя отец Александр и напра­вили в приход в Семеновском районе.

Он приехал в маленький городок, где каждый знал друг друга в ли­цо, где семейственность связывала всех.

Начинались гайдаровские реформы, на улицах вырастали ларьки, киоски, просто столики. Цены ползли вверх, появилась неустойчивость.

Народ потянулся к Богу.

Количество прихожан увеличивалось с каждым днем. В церковь по­шла молодежь. Стали приводить детей. Люди с горестью и печалью, с просьбами и смирением шли к Богу. Отец Александр едва успевал кре­стить, венчать и отпевать. Однажды вечером к нему, озираясь, зашел сын погибшего бригадира Фролова.

Дядя Миша, — попросил он. — Не оставите ли мой чемодан. Отца нет, приходится торговать. И сказал, что за чемоданом придут. Ми­хаил оставил небольшой чемоданчик прямо в затворе церкви. Наутро пришли незнакомые крепкие парни и забрали багаж. Так продолжалось несколько раз. А потом нагрянули из милиции и арестовали отца Алек­сандра. На допросе он узнал, что в чемодане перевозили с Украины нар­котики. Выпустили отца Александра через три дня, предупредив, чтобы в следующий раз не был таким наивными, с условием дальнейшего сотруд­ничества. Он вернулся в церковь с облегчением. Долго молился Богу.

А потом опять началась напряженная, полная участия жизнь. Пол­года он жил в душевном спокойствии. Приход вырастал, росли и поступ­ления.

Пришли крепкие парни и предложили платить за охрану церкви. Отец Александр отказался от услуг, но тогда парни заявили, что сожгут церковь и отобьют печенки. Тогда священник согласился. Когда они уш­ли, отец Александр написал прошение об уходе, и по рекомендации архи­епископа уехал в Мюнхен.

Мюнхен встретил Михаила разнообразием улыбок и теплой при­ветливостью.

Был вечер.

Отец Александр на такси добрался до православного прихода. Воз­ле прихода стояло несколько полицейских машин и «мерседес». Он подо­шел ближе, и ему все объяснили.

После того как тело отца Тимофея забрали в морг, Александр стал разбирать бумаги и нашел завещание с просьбой похоронить священника на родине.

Через два дня Миша привез гроб в Россию.

Разрешение на похороны на городском кладбище он не выхло­потал, ему показали на немецкое кладбище. Там Миша и похоронил отца Тимофея.

Александр Стальмахов (А. Стэлла)

Извините, комментарии закрыты.